"Без нее я не поеду в Копенгаген. Вообще никуда", – сорвалось с его губ. Ему казалось, что он любил эту девушку, что в ней жила половинка его души. Ведь они были близки, им было хорошо вместе! Как и он, Астрид любила стихи Лундквиста и наизусть цитировала целые строфы из его сборника "Обнажённая жизнь". Харальд вторил ей, подхватывая. Невозможно забыть все это. Невозможно похоронить все это, объявив, что это принадлежит одному лишь прошлому.

– Что же все-таки произошло? Почему она стала избегать меня? – еле слышно вымолвил он.

Может быть, он чем-то оскорбил девушку, сам не ведая того, обидел ее? Нет, он всегда вел себя с ней предельно тактично, бережно. Иначе и быть не могло – ведь он любил ее. Что же тогда случилось? Или это были обычные женские капризы, и Астрид хотелось, чтобы он просто подольше ухаживал за ней? Женщины ведь так любят интригу, любят держать мужчин в подвешенном состоянии, "проверять" их чувства.

Лицо Харальда окаменело. В любом случае, все должно было решиться сегодня вечером. Но то, что прямо напротив его дома открылся ресторан "Копенгаген", было отличным предзнаменованием.

Харальд Хаммаршельд закрыл глаза, и сладостные видения того, что произошло несколько лет назад в "Садах Миллеса", стали вновь проноситься перед его внутренним взором.

Харальд пришел в ресторан за пятнадцать минут до назначенного времени. Осмотревшись, занял столик в уютной глубине зала, у стены, на которой висела картина, изображавшая легендарного короля Густава I Вазу. Король стоял на одной из башен замка Упсалы, который он построил, не ведая, что несколько столетий спустя этот замок превратится в одну из главных туристических достопримечательностей, и будет приносить его стране огромную прибыль, которая с лихвой окупит все немалые затраты на сооружение замка. За широкой спиной короля-строителя развевался шведский флаг – золотой крест, разделяющий на четыре части небесную синеву полотнища.

– Вы будете что-нибудь пить перед ужином? – обратился к Харальду вышколенный официант.

Харальд едва заметно усмехнулся. В Судане он практически ежедневно принимал несколько порций джина – самое лучшее профилактическое средство от буйствовавшей в тех краях малярии. Порой просто полоскал джином рот, словно водой. Если перевести на ресторанные порции, то он, наверное, напился джина на всю оставшуюся жизнь. "А вот какой-нибудь хороший коктейль был бы в самый раз", – пронеслось в голове Хаммаршельда. Он спросил официанта:

– Ваш бармен умеет делать хорошее дайкири?

– Наш бармен – кубинец, – закатил глаза официант. – Он делает дайкири по рецепту, которым восхищался сам Хемингуэй, когда жил на Кубе.

– Отлично, – кивнул Харальд.

Несколько минут спустя он уже сидел с запотевшим бокалом в руках, в котором плавали мельчайшие крошки льда и лимон. От бокала поднималось в воздух терпкое, ни с чем ни сравнимое благоухание настоящего дайкири – сдобренного к тому же щепоткой мяты, придававшей ему особенный вкус свежести. Но странно – даже этот замечательный коктейль не смог привести Харальда в благодушное настроение. Чем ближе приближалось время к девяти часам, тем большую нервозность он испытывал. Виной тому была Астрид. Что она скажет ему, как поведет себя с ним?

– Привет, – неожиданно услышал он над самым ухом.

Харальд Хаммаршельд торопливо вскочил на ноги. Погруженный в свои мысли и переживания, он даже не заметил, как она вошла в ресторан.

– Потрясающе! – только и вымолвил он, окинув ее восхищенным взглядом.

Астрид выглядела ослепительно в вечернем, льнущем к телу платье от Джона Гальяно – темно-синим, с глубоким вырезом и золотыми пуговицами . Высокий разрез открывал левую ногу едва ли не до бедра. На ней были синие изящные босоножки на высоком каблуке.