Следователь трет кулаками глаза.
Я продолжаю:
– Есть ли конец этим взаимным проникновениям – в наслаждении, в любви и заботе? Она была на седьмом небе от моего счастливого момента «номер три». Я был в диком восторге от того, как она выражала свое неземное удовольствие, этим обстоятельством. Это четыре. Есть и пять, и шесть, и – до бесконечности, насколько хватит духа принять этот волшебный нектар, и не лопнуть от удовольствия, не умереть от разрыва сердца, рвущегося навстречу любимому человеку. Я был счастлив за нее, она – за меня, на каждом новом этапе близости, – седьмом, восьмом, десятом, взаимное наслаждение неконтролируемо росло, доводя нас до безумного трепета и экстаза. Мы были как зеркала друг для друга, в которых отражение нашей безумной любви бесконечно множилось.
Следователь смотрит на меня с опаской.
Я завершаю:
– То же самое чувствовала и Маша – по отношению ко мне. Простое наслаждение от секса со мной – это раз. И – так далее, два, три, четыре, десять – вплоть до полного слияния наших миров.
Ему нечего добавить, и он не знает, о чем меня спросить.
Неловкая ситуация. Глядя куда-то в угол, он грустно прячется за рифмованные строки:
– Увы, тому, кто не способен заменить
собой весь мир, обычно остается
крутить щербатый телефонный диск,
как стол на спиритическом сеансе,
покуда призрак не ответит эхом
последним воплям зуммера в ночи. (Бродский)
Странный он человек, мой следователь. Но, впрочем, интересный.
Золотистый
Он спрашивает меня:
– Что было дальше?
– Дальше? Только любовь. Только она.
– И что же такое любовь?
– Коротко – это когда не думаешь о себе. Когда полностью живешь любимым человеком, и твое собственное «я», со всей его тяжестью и темнотой исчезает, пропадает, растворяется в этом чувстве и не довлеет над тобой.
–А что ты делал, когда Маши не было рядом? Когда не было этого вашего обоюдного наслаждения? Ну, например, ты ходил в магазин за продуктами, наверное, ты где-то работал. Или тогда, когда приезжал ее отец?
Я улыбаюсь. Какой он наивный!
– Любящие люди никогда не страдают от физического отсутствия другого. Ведь, любя, ты ничего не ожидаешь взамен, не ждешь никакой награды, само это бескрайнее чувство – оно заполняет твое сердце полностью живительной отрадой. Неудобство только в том, что ты не можешь дать еще больше наслаждения своему партнеру, напоить его этой божественной росой. В минуты одиночества я наслаждался самим отношением, самим намерением любви и заботы, думая о Маше и о том, как я смогу при встрече наполнить ее счастьем и радостью – снова и снова, еще и еще. Все время разлуки для меня проходило в восторженном предвкушении той минуты, когда произойдет наша очередная встреча. Я мечтал о том, какие еще новые желания, устремления и мысли, какие новые грани я в ней открою, чтобы заполнить их собой. И какие свои чувства я ей открою, чтобы она заполнила их собой.
– Ты чувствовал ее желания, знал ее мысли и на расстоянии, будучи в соседних квартирах?
– Конечно! Думая, друг о друге, чувствуя – один другого, мы улыбались, как блаженные – нам достаточно было того, что каждый ощущает в сердце другого.
Солнечный
– Как развивались ваши отношения дальше?
– Как в сказке, как в раю. Особенно запомнился последний день, когда мы слушали музыку. Я часто приносил с собой новые компакт диски, мы ставили их, слушали мелодии, и делились тем восторгом, который они нам дарят. Помню, в тот день мы начали с музыки из кинофильма «Человек дождя». Помнишь, с Дастином Хофманом и Томом Крузом в главных ролях?
– Да, смотрел этот фильм.
– Чудесная композиция, ее автор Zimmer. Я ставил на повтор, и она крутилась множество раз. Я спрашивал ее – что ты чувствуешь? Как будто бы сам не знал. Она отвечала – я как будто солнышко, и даю свет и тепло всем деревьям и растениям, птицам и животным, морям и океанам, горам и людям. Она спрашивала меня – а что чувствуешь ты? Как будто сама не знала. Я отвечал – а я как будто благородная и сильная птица, которая летит в ласковых солнечных лучах над полями и лесами, реками и каньонами, наслаждаясь полетом и прекрасными видами, которые открываются, замирая от восторга единения со всем миром.