Знал бы он, что будет с ним дальше, через несколько часов…

А пока, он задает все тот же вопрос:

– Ну, а дальше то что?

– Прежде всего, нужно рассказать о том, кто такой был этот священник. Его звали Никандр, архимандрит, русский, из Костромской губернии, примерно пятидесяти лет, он был настоятель полуразрушенного мужского монастыря. С некоторых пор, он старался все время молиться Богу, чтобы стяжать духа святого, но Бог не спешил отвечать Никандру, более того, все чаще и чаще тот замечал, что сама молитва не очень-то ладится – отвлекают посторонние мысли, мирские заботы, дьявольские прилоги. И, чем больше он молился, усердно и добросовестно – тем больше не ладилось. Большую часть времени, он колесил по миру, в поисках спонсоров для своего забытого монастыря, полуразрушенного, промерзшего зимой, сумрачного летом. Монахи же, не дожидаясь его, запирались в келиях и пили горькую, которую гнали вместе с деревенскими. Такое отношение монастырской братии расстраивало его не меньше, чем молчание Бога. Еще у него была отдышка, его постоянно мучила дыхательная аллергия на бытовую пыль и время от времени донимали острые боли в спине. Кстати, наш рейс перенесли на час. Это время мы посвятили Дамиру и его желаниям.

Следователь улыбается.

– Так как же раскаяние Златана?

– Оно случилось автоматически, когда мы соединились в одно. Никандр, разумеется, тут же отпустил Златану все грехи – для этого не нужно было никаких слов, все было ясно, и тот успокоился и затих, на некоторое время.

– Почему вы занялись именно Дамиром?

– Все очень просто. Мы теперь были одним телом, и потому занимались тем, что в нем, в теле, болит более всего. Если у вас болит зуб, к примеру, вы сразу же ищете болеутоляющую таблетку, и записываетесь на прием к стоматологу, так ведь? Если у вас острые проблемы пищеварения, вы тут же бежите в туалет, не правда ли? Больше всех болело у меня, за Машу, и у нее самой, поэтому мы и летели, сломя голову, на ее поиски. Желание Златана раскаяться наполнилось некоей живительной отрадой, наша любовь, подтвержденная саном Никандра, утолила его сполна.

На очереди был Дамир – его нереализованное желание завести себе нормальную девушку, как у всех парней, повернуло наши сердца в эту сторону. Поэтому, мы достали его планшет, и вышли в социальную сеть. Прекрасная Люция на своем фото улыбалась так мило, так загадочно, что, признаться, мы подумали сначала, что у Дамира мало шансов, и, тем не менее, вместе, взялись за дело. Их общение заканчивалось на вопросе девушки – так чего же мне ожидать от тебя, такого горячего и нетерпеливого кавалера? Почему я должна довериться именно тебе, и встретиться, в ближайшее время, именно с тобой, а не с кем-нибудь из доброй сотни моих виртуальных друзей и почитателей мужского пола? Она писала ему – расскажи, побольше, о себе и о том, что ты чувствуешь по отношению ко мне? И ставила три огромных и пульсирующих красных сердечка в конце. Мы спрашивали Дамира – что ты чувствуешь? Как будто бы сами не знали. Он отвечал нам, и сразу же писал ей в ответ – я простой деревенский парень, надежный и сильный, я умею работать на тракторе отца, и делать из винограда, который растет за домом, прекрасное вино. В пруду за домом я развожу карпов, которые не боятся, когда их берешь на руки – они идут к столу вместе с вином, конечно. У нас большая терраса, на которой мы встречаем закат, а еще мы научим тебя палить из отцовской двухстволки по консервным банкам, висящим на дереве, у забора – прямо с террасы, вечерами.

Дамир спрашивал меня – а что чувствуешь ты? Как будто сам не знал. Я отвечал ему мысленно, и он сразу же писал Люции – я бы хотел научиться смотреть на весь этот безумный мир твоими прекрасными голубыми глазами, воспринимая реальность только через твои чувства и эмоции. Я хочу, чтобы мы жадно жили друг в друге, волнительно ловя биение сердца другого, чтобы между нами проявилось такое переплетение судеб, такое волшебное взаимное дополнение, от которого захватывает дух. Я хочу, чтобы нас буквально дурманила наша близость, наше сказочное единство доводило нас до такого экстаза, в котором бы мы теряли голову и границы своего маленького «я».