Она заплакала и опустилась рядом с Тимом на землю.

– Я просто спасаю тебя, как могу, молись своему Белому Богу, а я буду молиться Великой Чёрной Матери Всего.

– Прости, – Робинс обнял её за плечи, чувствуя стыд и боль в груди, – раньше я не был таким, мне пришлось через столько пройти, ты единственная, кто протянул мне руку помощи. Я привязался к тебе и боюсь до конца поверить, что стал равным тебе.

– Тим, я никогда не думала о том, что кто-то мне должен. Иначе я не помогала бы всем тем людям.

Он сжал ей руку и, поднеся к губам, почувствовал облегчение. Руана улыбнулась и, встав на ноги, помогла ему подняться. Они сели в машину и направились в сторону Химена де ла Фронтера, откуда уже можно было в кратчайший срок добраться до Тарифы.

– А где твоя машина? – спросил Робинс.

– Я её оставила в миссии, пригодится ещё, – Руана взглянула на часы, – нам нужно туда добраться до полуночи. Потом смена меняется, и кто там будет, я не знаю, не хотелось бы застрять здесь на несколько дней.

Тим прибавил скорости, «Додж», скрипнул подвеской и рванул вперёд.

– Машина барахлит? – спросила Руана.

– Ничего, до Тарифы доедем.

– Так хочется домой, – протянула она.

– Устала?

– Немного, здесь очень грязный воздух, но я не жалуюсь.

– Понимаю, – он закурил, – ты, не против?

– Нет, только открой окно.

Выбравшись на более хороший участок дороги, к закату солнца, они уже были в Химена де ла Фронтера. Пустынный пейзаж вызывал слёзы даже у камней, что были разбросаны, словно великаном, который играл в какую-то свою древнюю игру. Всюду мусор, путешествующие пластиковые пакеты, гонимые, словно «перекати-поле», ветром.

Робинса продолжали ужасать трупы людей. Они были повсюду на пустоши вдоль дороги, останки птиц и животных, которым осталось лишь забвение и время стать пищей для других хищников

.

Руана думала, что скажет Тиму, когда он узнает, кто она. Она перебирала в руках чётки из чёрного агата и молилась Чёрной Матери Всего за их с Тимом счастье. Вдали за холмами пылало уходящее солнце ярким сонным заревом. Они ехали вслед за гаснущими лучами, под дуновение мусорного ветра. Он пах смертью и разложением. Робинс выбросил сигарету, и Руана закрыла окно. Яркое зарево полыхало вдали красными цветами. Огонь разгорался сильнее. Робинс сбросил скорость.

– Какой ужас, ты знаешь, Тим, это сжигают мёртвых. Всех, кто прибыл в Тарифу и покончил с собой. Тех, кого унесла болезнь или голод, посмотри, как их много.

– Наверное, когда-нибудь всё это закончится, – вздохнул Робинс, – ведь раньше Испания была процветающим зелёным краем, а я даже не помню землю в зелени…. Как это было давно. Перед моими глазами безжизненная пустыня и свалки, которые везде…. Свалки – это мусор с Новой Африки, ты же знаешь об этом, Руана.

– Конечно, – она пожала плечами, – к сожалению, благодаря свалкам люди могут покупать у нас воду. Это нормально.

Робинс сжал пальцами потёртый руль «Доджа».

Робинс смотрел, как она удаляется, и чувствовал, как кошки скребут на душе. Обида и стыд смешались в чёрную массу боли, она мешала дышать, заполняла глаза слезами.

Силуэт Руаны виднелся на фоне пылающего зарева погребального костра, девушка шла в его сторону без тени страха. Тим был зол не на неё, а на тех, кто поставил мир с ног на голову, тех, кто сейчас использует, что осталось от Европы и Америки в своих интересах. «Как они могут вывозить от себя свой мусор за наше право пить их воду», – возмущался Робинс, забывая, что его предки поступали так же, как сейчас это делали дети рабов. Им удалось своими руками создать жизнь на умирающем континенте. Он всё это знал и понимал, что не прав в отношении Руаны, тем не менее, дал своей боли вырваться наружу. Робинс вышел из машины и, пнув ногой колесо, выругался.