Ладно, пойду что-нибудь почитаю. Хотя с тех пор, как я стала играть на форуме, все книги и герои меркнут в сравнении с Серком. Потому что он, пусть и придуманный, но все равно живой, мой… понимаешь? Нет, конечно же ты ничего не понимаешь. Да и я сама уже тоже.

***

Просыпаться рано утром в безрадостную осеннюю пору мне всегда казалось особенно мучительной пыткой. Когда за окном так темно, что кажется, будто весь мир вымер, хочется только одного – поплотнее закутаться в одеяло, как в спасительный кокон, и переждать до тех пор, пока жизнь снова не обретет утерянные краски.

Этим утром на душе особенно тяжело, и причина, увы, не в подавляющей темени за окном, а в той неразберихе, что творится у меня внутри. От непонятных отношений или отсутствия таковых с Романовым, от трещины, которую дал придуманный нами с Серком запасной мир…

Сегодня хочется спрятаться ото всех, перестать существовать хотя бы на один день. Может быть, притвориться больной? Конечно, мама будет ворчать, что я подхватила где-то заразу, пропущу уроки, да ещё и на лекарства надо тратиться… так бывает всякий раз, когда я болею. И кончается ее тирада обычно тем, что если попаду в больницу – она ко мне даже не придет, потому что я сама виновата. Раньше эти слова нередко доводили меня до слёз, но постепенно я привыкла и к этому, выработав своего рода иммунитет. Хотя все равно бывает очень обидно. Когда болеешь – особенно хочется тепла и заботы, а несправедливые упреки ранят острее обычного. Можно подумать, что я заболеваю по собственному желанию, от нечего делать!

Признаться, я нередко завидую другим, когда вижу, как внимательны к ним мамы, и пытаюсь понять, чем заслужила подобное отношение от своей. Но каждый раз итог моих мучительных размышлений абсолютно одинаковый – горечь. Горечь и полное непонимание чем заслужила все то, что на меня выливается.

Пока я размышляю обо всем этом, дверь в мою комнату открывается и строгий мамин голос говорит:

– Соня, вставай! Опоздаешь в школу. Слышишь? Я ухожу, завтрак на столе.

Я пытаюсь открыть рот, чтобы соврать, что плохо себя чувствую, но слова не идут с языка. Дверь за мамой захлопывается, и я остаюсь один на один с собственными подавляющими мыслями и ощущениями.

Есть не хочется совсем. Кидаю мимолетный взгляд на омлет на столе и беру стакан с водой. Делаю два жадных глотка, как приговоренный к смерти, после чего подхватываю свой рюкзак и выхожу из дома в неприветливый серый день.

Опаздываю. Торопясь, напрочь забрызгиваю колготки грязью из непроходимых луж, а волосы вследствие забытого дома зонта становятся похожи на тающие сосульки. Хорошо ещё, что накраситься сегодня я не успела, иначе страшно представить, во что превратилась бы моя дешевая тушь под таким ливнем. Влетаю в класс буквально в последнюю секунду перед звонком, запыхавшаяся и взмыленная, и чувствую себя в этот момент натуральным чучелом. И без того унылое настроение окончательно ползет вниз, минуя ноль и уходя в глубокий минус.

Этот день я снова провожу на последней парте первого ряда, подальше от Романова, забившись в угол, словно зверек в норку. Но это совершенно не спасает. Я ощущаю присутствие Димы так остро, словно он сидит рядом со мной. Очень странное и пугающее чувство.

Весь день пытаюсь абстрагироваться от всего окружающего, хотя прекрасно понимаю, что вчерашнее происшествие на физре породило немало сплетен, о которых я предпочитаю ничего не знать. Однако они всё-таки настигают меня в самом главном рассаднике этого зла – в женском туалете.

– Как думаешь, давно это у них? – слышу я голос в соседней кабинке, в котором узнаю Аллу Дергачеву, признанную приму нашего класса. Внешность как у модели, мозгов как у полена.