– Ник… – проговорила женщина.

В ее интонации было нечто странное.

Звук собственного голоса вогнал Фэнтона в ступор, и некоторое время он не мог произнести ни слова. Мэри Гренвил ни разу не обратилась к нему по имени, но это совершенно точно был ее голос. Правда, ее внешность поразительно изменилась, и все же Фэнтон чувствовал: это Мэри.

Он привык к тому, что девушка намного ниже его, и сейчас, обнаружив, что он выше ее всего на полголовы, почувствовал себя не в своей тарелке. Впрочем… Все дело в том – внезапно понял он, – что его рост теперь – пять футов шесть дюймов. А Мэри – отнюдь не ребенок. И как он раньше не замечал очевидного?

На женщине был халат из желтого шелка, слегка засаленный, но сшитый с большим вкусом. Широкие рукава, отороченные белым мехом, складки ворота, окаймленного таким же мехом, спускающиеся едва ли не до талии. Она небрежно придерживала халат на груди, не давая ему распахнуться. В неверном сиянии свечного пламени казалось, будто над белоснежной кожей женщины витает серая дымка – точь-в-точь как вчера.

Мэри стояла, чуть вздернув подбородок, и улыбалась. От ее улыбки Фэнтону сделалось не по себе. Да и выражение, застывшее в серых глазах, настораживало.

И тут он все понял. По крайней мере, решил, что все понял.

– Мэри! – снова произнес он. – Ты тоже попала в прошлое? Выходит, вчерашняя беседа мне вовсе не приснилась? Как не стыдно – могла бы сразу сказать, вместо того чтобы сидеть и слушать меня с участливым видом! Тебя тоже перенесли назад во времени!

Ход оказался неверным.

Женщина в испуге отшатнулась. Кокетливо-лукавое выражение вмиг слетело с ее лица.

– Ник! – воскликнула она с мольбой в голосе. – На каком чудовищном наречии ты говоришь со мной? Если ты обезумел, ступай к другой, а меня оставь!

Ее речь, изобиловавшая протяжными гласными, была непривычна для слуха. Впрочем, Фэнтон прочел столько пьес и писем, датированных концом семнадцатого века (он даже сделал несколько граммофонных записей собственного голоса), что сымитировать произношение было для него парой пустяков. Нередко он делал это на заседаниях кафедры в Парацельсе, смеха ради.

Он вытянулся по струнке и отвесил глубокий, изысканный поклон, на который настоящий сэр Николас никогда бы не сподобился.

– Мадам, если вы соблаговолите меня выслушать, – проговорил он, подражая манере женщины, – я готов объясниться.

На сей раз она его поняла, но и этот ход оказался ошибочным. Женщина дышала тяжело и прерывисто, – казалось, она вот-вот гневно плюнет Фэнтону в лицо.

– Безумец! – прошипела она. – Вино и девки лишили тебя остатков разума. Как и лорда Рочестера!

«А я, похоже, тот еще сорвиголова», – подумал Фэнтон.

Вывод неутешительный, зато теперь ясно, что делать.

– А ну, прикуси язык! – рявкнул он. – Тело Христово! Верещишь как резаная, будто вежливый мужчина тебе в диковинку!

Правая рука, которую женщина подняла, закрываясь от него, безвольно повисла. Крохотное пламя свечи затрепетало, всколыхнув наступавшие со всех сторон тени. Женщина откинула назад пышные волосы. Выражение лица вмиг стало кротким и покорным, на глаза навернулись слезы.

– О, прости меня, – с мольбой произнесла она. Разъяренная тигрица вдруг превратилась в бедную овечку. – Это все оттого, что я не нахожу себе места: ведь ты отвел мне опочивальню напротив покоев твоей супруги… Любимый, я даже не помню, что сейчас тебе наговорила!

– Слышишь ты меня или нет? – продолжал греметь Фэнтон, довольный произведенным эффектом. – Я что, по-твоему, пьян? Или же лишился рассудка?

– Любимый мой, я сказала глупость, признаю!