– Тогда пошли.

Тарасов встал из-за стола. Он был уже прилично пьян. Несколько секунд ему понадобилось на то, чтобы поймать равновесие.

– Только расплатиться надо, – произнёс он, вертя головой в поисках официантки. Девушки как назло нигде не было.

– Некогда её ждать, оставь на столе.

– Так я же не знаю сколько.

– Оставь всё, что есть.

– Как всё? Я на тридцатку не наел.

– Не жалей денег, с Игната ещё стрясешь. Да и потом, раз тебе Мария нравится, пусть получит хорошие чаевые. Она это потом оценит, поверь.

– А ты молодец, соображаешь, – широко улыбнулся Тарасов и зачем-то погрозил Мортусу пальцем, после чего вывалил все деньги из кармана на стол. – Вот, пусть знает, что Васька не шнырь какой-то, а серьёзный человек.

Мужчина внезапно икнул, затем схватился рукой за рот, пытаясь сдержать внезапно накативший рвотный позыв. Постояв так несколько секунд и поняв, что его отпустило, он шатающейся походкой, словно подбитый самолёт, выписывая невероятные зигзаги, направился к выходу.

– Догоняй давай.

– Иду-иду, – произнес Мортус, не двинувшись с места.

Василий скрылся за дверью выхода, а Мортус схватил расписку, оставленную Василием, сложил в несколько раз и спрятал во внутренний карман пиджака. Затем, оглядевшись по сторонам и удостоверившись, что вокруг никого нет, взял в руку бутылку водки и налил в рюмку. Залпом выпив, он аккуратно поставил рюмку на стол, после чего встал и направился следом за Тарасовым.

Стремительно наступающий вечер был хорош. Большая стрелка часов, потрогав цифру десять, утащила солнце за горизонт. Дневная жара спала, оставив после себя довольно комфортные цифры температуры. Фёдор Михайлович Дромов сидел на берегу маленького прудика с удочкой в руках. Мужчина наслаждался вечером, природой и началом собственного отпуска. Возле него стояла пузатая полторашка пива, к которой он периодически прикладывался. Ему сейчас было хорошо и, казалось, ничто не могло нарушить его идиллию. Вокруг него назойливо вились комары, противно пища и пытаясь укусить. Федор Михайлович время от времени хлопал себя по той или иной части тела, желая убить очередного обнаглевшего насекомого, делал глоток пива и продолжал следить за поплавком. Тот, к слову сказать, за последние полчаса ни разу даже не шелохнулся. Но отсутствие клёва нисколько не беспокоило мужчину. Он здесь был не ради рыбы, а ради атмосферы.

Дромов был мужчина сорока девяти лет, плотно-пухлого телосложения, с круглым лицом и зарождающейся лысиной в районе затылка. Он служил следователем в Липсковском отделении полиции. За годы службы ему до смерти осточертела его работа, и он уж было подумывал справить своё грядущее пятидесятилетие и уволиться к чертям собачьим, благо на пенсию он себе уже заработал. Впрочем, такие мысли посещали его постоянно, в особенности когда на работе случался завал. Потом, правда, отпускало, где-то к середине отпуска. Ну а по выходе из него вновь появлялось желание написать рапорт на увольнение. И так год за годом.

Сейчас были первые дни отпуска, и Фёдор Михайлович жадно вдыхал в себя стремительно проходящую жизнь.

Рядом раздался приглушенный звонок телефона. Мужчина обернулся на лежащий в траве рюкзак, зло посмотрел на него и отвернулся. Телефон не умолкал. Вздохнув, Дромов положил удочку на рогатину, вкопанную в воду, нехотя встал с пенька, заменявшего ему стул, и направился к рюкзаку. Вжикнув молнией, он извлёк телефон. На экране светилось имя абонента: «Климчук». Лицо Дромова страдальчески искривилось, словно он слопал зараз целый лимон вместе с кожурой. Звонил его начальник. Отвечать не хотелось. Но надо, надо. Вдруг серьёзное чего случилось, пока он здесь рыбу ловит. Вдруг война с американцами?