– Странно, правда?

– Да, немного подозрительно. По-моему, они ведут себя довольно глупо. Но это не мое дело.

– А что вы скажете об этом? – И Джонс рассказал ему то, что сообщил доктор Кревистер.

– Я слышал эту историю от миссис Корбетт, в «Долговязом парне», – произнес Мортмэйн.

– Вы верите, будто Миддлтон умер от перитонита?

– Похоже на то, судя по тому, что мне рассказала миссис Корбетт.

– А судя по тому, что она рассказала мне, его отравили мышьяком, – возразил писатель. – Сопоставьте это с тем, что случилось с новым мистером Миддлтоном…

– Отравить человека мышьяком и проломить ему голову кочергой – разные вещи, – заметил доктор.

– Формально говоря, да, – согласился Джонс.

– И чисто психологически – тоже, – улыбнулся Мортмэйн. – Между этими убийствами примерно такая же разница, как между женщиной и мужчиной.

– Сходство между двумя полами более фундаментально, чем различия!

Доктор со смехом хлопнул его по плечу:

– Сразу видно романиста!

Джонс усмехнулся. Ему нравился доктор, и он с симпатией проводил его взглядом, пока тот шел от крыльца к своей машине. Позднее, при новой встрече, писатель с простодушным видом поинтересовался, что такого человека, как Мортмэйн, могло привести в Саксон-Уолл.

Они пили пиво в маленькой гостиной Джонса, и доктор, задумчиво посмотрев на свой бокал, ответил:

– Нелегальная операция. Беременность у сифилитички. Меня освободили за недостатком улик.

– Вот, кстати, любопытная тема! – воскликнул Джонс. – Что вы думаете о евгенике и подобных вещах? Меня всегда интересовал данный вопрос. Я затронул его в одном из своих романов, но, кажется, не слишком удачно. Моим читателям нужно что-то более сентиментальное.

Доктор поднял бокал и, прищурив левый глаз, стал разглядывать на свет светлый янтарный напиток с шапкой пены. Потом покачал головой и мрачно процитировал:

«– Неужели оно совсем не слушается руля? – раздраженно спросил я.

– Нет, сэр, оно медленно, но идет.

– Держать на юг.

– Есть, сэр.

Я зашагал по юту. Кроме звука моих шагов, не было слышно ничего, пока рулевой не заговорил снова:

– На румбе, сэр».

Джозеф Конрад. Теневая черта

Миссис Пэшен занималась уборкой у Джонса только по средам и субботам, поэтому утром, подав ему завтрак, оставила его беседовать с доктором и удалилась. Пробыв там час или два и, очевидно, выполнив какие-то свои домашние дела, к половине двенадцатого она обычно возвращалась к Джонсу и принималась готовить ему обед.

В день, когда убили мистера Миддлтона, между ее утренним и дневным визитом к Джонсу заглянули не менее четырех человек, чтобы сообщить новость. Первыми оказались мисс Харпер и ее сестра, едва разминувшиеся с появившейся позднее миссис Корбетт. За ними последовала Лили Саудолл. Последняя кроме новостей, которые, как она благоразумно предположила, он уже слышал, принесла ему сообщение от доктора.

– Ему не нравится, как выглядит пастор, и он хочет показать его специалисту. Доктор написал вам, что с ним происходит. Вот, смотрите. «Он страдает»… – а дальше непонятное слово. Я пыталась разобрать его, но не получилось. Врачи всегда пишут так неразборчиво, правда?

Это была совсем не та заплаканная девушка, которую Джонс видел у викария после ее ссоры с Корбетт. Он улыбнулся:

– Это чтобы непосвященные не поняли, что они хотят сказать.

Но Лили не оценила его остроту.

– Что там за слово, сэр? Мама обязательно спросит, когда я вернусь. «Он страдает…»

– …«галлюцинациями», – сухо закончил Джонс.

Девушка недоуменно посмотрела на него, но он, криво усмехнувшись, молча дал ей шесть пенсов за услугу и вернулся в дом.