В последнее время это было не в первый раз, когда он внезапно улавливал присутствие и слежку драконов, когда один лишь их взгляд обращал жену в каменную скалу. Между ними было что-то общее, будто их связывали не просто служба и дружба. Драконы исподволь следили за ним, даже когда они с женой находились наедине в спальне, и она позволяла им положить голову на постель и гладила ее, забывая иногда о нем, но раньше он почему-то не обращал на это внимание, не помнил о них, не смущался и не придавал значения их присутствию. Сразу стало не по себе. Он навалился на стол, чтобы не упасть, когда закружилась голова и подкатила тошнота.

– Представь-ка другую-то на моем месте… – долетел до него голос Ее Величества, вернув в кабинет. Головы драконов исчезли, и он уже не был уверен, что видел. Хотя… Клыки Ее Величества открывались ему точно так же, вдруг, на мгновение, будто он проваливался в другую реальность. Голос жены звучал пространственно, будто она говорила и в нем самом, приходил снаружи и поднимался из глубин, вибрируя, когда проходил сквозь него, вызывая приятную истому и разливаясь благодатным огнем.

– Представь, представь! То-то и оно. Я знаю, как покажется она тебе, видела, полюбовалась на своего – хуже нет никого. Я тебе и душа, и жена, и Царица… Пора бы уже начать объективно мыслить. А то я по-всякому придумываю, как уберечь нас от беды, а беды-то, поди, и нет никакой… Надеюсь, справишься с собой, не убьешь ее сразу… – она замолчала, прошла к дверям, и, уже открыв ее, обернулась и приказала: – И дракону исполнишь, о чем попросит! – и сразу же твердым шагом покинула его кабинет.

– Слушаюсь и повинуюсь, Госпожа моя! – ответил Его Величество тихо, провожая ее взглядом.

Сердце кольнуло, но почему-то в правом подреберье. Да, жена имела над ним неограниченную власть, как и над всеми, на кого обращала свой взор. Он уже не надеялся на благополучный исход примирения. Она была права, как всегда: он стал бы искать встречи с проклятой лишь для того, что снять с нее шкуру. Вампиры ненавидели человека, особенно человека, с которым он был повязан, и всякий раз встречи заканчивались или побоями, или летальными исходами. Предостережение жены было вполне обоснованным. После такой встречи внезапно на лице вампира начинали проступать те же черты, что и у проклятого, поворачивались к вампиру направленные на проклятого болезни – и никто не мог этого объяснить. Убийство, даже с приятными словами, все же оставалось убийством. Поэтому вампиры избегали встреч с проклятыми, как с зараженными чумой.

Его Величество почувствовал, как возвращается досада. «Сдохнуть мне что ли?!» – подумал он с тоской. И тут же поймал себя на мысли, что так думать мог только проклятый. Несомненно, он завидовал жене. Зависть была осознанной, он не чувствовал ее, он знал, что именно таким, как жена, хотел бы стать, чтобы предстать перед народом. Почему проклятие не действовало на чудовище? Кто помогал ей справиться с ним?

Тоска стала еще сильнее, когда он обратил мысли на жену.

Именно она допустила, чтобы проклятая стала ему могилой и западней, а теперь отворачивается. Он поднял их на такую высоту, о которой другие не смели мечтать, и вот, все разваливалось в пух и прах, утекая между пальцами. Будто не чувствовала, что он все тот же, и сердце его, как драгоценный алмаз, трепетно сохраняло великую любовь, которую он познал и пил, как напиток богов, пылая бесконечной нежностью, которая разливалась во всем теле, искрилась и играла всеми гранями. Будто не видела в нем этой любви, будто не слышала, как он зовет ее и тянется к ней. И это была не ревность, она оставляла его, бросала голодной своре, на которую он уже не мог прикрикнуть, ибо она встала между ними.