Так новое училось по-новому использовать чрево: кишками одних, душили других.

Типа, по-новому учили жрецов читать чрево.

Но живая вода не воскрешает живых людей, если у человека нет ни единого шанса после этого остаться здоровым. В мертвом теле, спустя час начинаются необратимые реакции. Это же не вампир, который может воскреснуть безо всякого ущерба. – три дня в гробу отоспался и шагай себе дальше. Живой водой Йесю не поливали, кол в сердце не воткнули, огнем неугасимым не жгли.

Жаль, что прибили не к тому кресту, к которому следовало.

Хотя, может, он был сделан из осины…

На многие деяния Йеся уже не подвигнулся, качало его от ветра, но живым, говорят, видели. Не все, посвященные в тайну.

Великий Город Кровей! Исчез народ, выпитый до последнего человека, и мразь от тебя расползлась по всей земле!

Но не стоит об этом… Если человек хотел вкусить крови, я не мог не дать ее....

Не отвлекаемся!

Борзеевич славил Бога, стоя у Алтаря, и преподнес еще один сюрприз, который Манька никак не могла себе объяснить. Его пламенную речь она прослушала, не до того ей было, ее поставили в центр звезды, и звезда под ней стала не то прозрачной, не то, как зеркало. В глубине ее, как в водной глади отражалась она сама, и шло какое-то шевеление. Она обратила внимание на Борзеевича, когда тот воздел руки к небу, скосив глазом на Дьявола, который стоял рядом с нею, и торжественно произнес:

– Во имя Живого Бога: Всем Един! Господи, прими свою жертву!

И она с ужасом заметила, что стоит в круге с ядовитыми змеями, которые не могли переползти через границу.

В ее душе стало еще поганее и холоднее, чем тогда, когда она впервые встретилась с волками. Змеи смотрели на нее человеческими лицами, пронзительно, лица их менялись, они шипели и кидались на нее, сплетались в клубок, и будто сливались одна с другой, чтобы стать больше и толще, и другие выползали из пасти.

– Маня, это василиски, не хотят с тобой в Ад, – то ли серьезно, то ли прикольнулся Дьявол. Он стоял рядом, подбадривая. Ни страха, ни волнения не было в его лице.

– Это виртуальные червяки, согласно ритуалу… Которые в земле людей живут и дырявят ее…

Старик Борзеевич видимо змей не видел, потому как он подошел к ней с Дьявольским кинжалом, безо всякого страха, вступил в круг и попросил ладонь. Потом резанул ее, смазывая кровью свой лоб и ухо, вывел ее из круга за руку, зажимая рану, и привел к жертвеннику, доставая еще крови, чтобы окропить камни по углам.

Содержимое чаши, наполненную землей, высыпал на жертвенник. Борзеевич неопределенно помолился: молитву молитвой назвать можно было лишь условно – он не столько молился, сколько выговаривал Богу, что тот попустил вампиров, и Дьявол, начертав какой-то знак на земле, сообщил Маньке, что в жертву приносится символ начатка ее земли. Потом исчез на несколько мгновений, шарахнув с неба молнией, от чего поленья (обычный хворост), сложенные на жертвеннике, тут же загорелись. После этого Борзеевич налил в чашу живой воды, смешал с мукой, испек на огне лепешку и приказал ее съесть.

Манька вдруг почувствовала привкус железа, испытав некоторое угрызение совести, вспомнив, что где-то на чердаке валяется котомка с ее нехитрым скарбом.

Будто специально напомнили…

Снова появился Дьявол со словами: «Ну, теперь имущая!», подхватил ее и поставил на выступ в стене избы.

Уж как Манька не готовилась, а к чему-чему, к прыжку она как раз была не готова. Вроде невысоко, но, не кстати, закружилась голова, то ли от напряжения, в котором находилась весь день, то ли Храм на нее так подействовал и глюки, но отступать было поздно.