– Недавно Льеж проехали.

Мысленно вспомнив карту, я поморщился. Неплохо мы удалились от Парижа, скоро граница и немецкие княжества.

Бобров повернулся и постучал в стенку экипажа, подавая знак вознице.

– Сейчас остановку будем делать. Заодно и пообедаем.

И правда, через десять минут наш экипаж свернул с тракта и остановился у придорожной гостиницы. Я распахнул дверцу и спрыгнул на землю.

Разминая ноги, подошёл к лошадям и удивлённо поднял брови. Механические скакуны с Авалона! Кливлендские гнедые, если не ошибаюсь. Похоже, мне надо менять представление о России. Даже в Париже дворяне предпочитают ездить на живых лошадях, не слишком жалуя заграничные новинки. Может, моя родина и не такая отсталая, как принято считать в Европе. Бродят ли там медведи по улицам, или это досужие байки?

– Костя, – окликнул меня Бобров, – идём. Судя по запаху, здесь вполне сносно кормят.

Обеденный зал в гостинице был светлым, скатерти чистыми, а прислуга симпатичная.

– Что будете заказывать, господа?

Девица, подошедшая к нашему столику, нарочно выпячивала грудь с глубоким декольте и лукаво улыбалась.

– Рекомендую взять свежайший «кюисс де гренуй», с чесноком и горчицей.

– Неси, красавица, – Бобров осклабился, – я сейчас что угодно съем.

– А мне яйца пашот и лотарингский пирог.

– Вина?

Я кивнул:

– Белого.

Хихикнув и стрельнув глазками в Боброва, девица убежала.

– А что там с письмом?

– Какое письмо? – Бобров так увлёкся разглядыванием служанки, что не сразу понял вопрос.

– Ты вчера сказал, что у тебя письмо для меня. Видимо, от дяди.

– Да, точно. Прости, из головы вылетело.

Он вытащил из внутреннего кармана камзола сложенный листок без конверта и протянул мне.

«Priezjay nemedlenno».

Я моргнул, привыкая к непривычному написанию букв, и перечитал ещё раз.

«Приезжай немедленно. Деньги на дорогу получишь у Боброва. Никому не рассказывай, куда едешь».

Подписи не было. Я поднял взгляд и посмотрел на спутника. Так-так, деньги, значит? Бобров под моим взглядом поёжился.

– Если что, я не читал, – поднял он руки, – довёз, как дали.

И тут же полез в другой карман.

– Василий Фёдорович просил передать ещё вот это.

На стол лёг тяжёлый, глухо звякнувший мешочек. Деньги? Очень хорошо. Люблю, когда мне дают деньги просто так.

Я убрал мешочек со стола. Потом посчитаю, после завтрака.

Служанка притащила поднос со снедью и принялась быстро расставлять перед нами.

– Что это?

Бобров потыкал вилкой содержимое своей тарелки.

– Кюисс де гренуй, – я пожал плечами, – лягушачьи лапки.

Лицо моего спутника побледнело.

– Лапы? Лягушек?

– Ну да, – я кивнул, удивляясь странной реакции, – жареные.

Брезгливо скривив рот, Бобров кончиком вилки отодвинул от себя тарелку.

– Господи боже, – у него даже рука дёрнулась, чтобы перекреститься, – что только не едят с голодухи.

– Месье, – девица подалась вперёд, – вам не нравится? У нас лучший «кюисс де гренуй» в округе. Даже месье граф приезжает его откушать.

Бобров замотал головой и буркнул что-то невнятное. Служанка ойкнула и убежала.

– Зря отказываешься, – я сдерживался, чтобы не рассмеяться, – на вкус, как курица.

Он только покачал головой и ещё дальше отодвинул злосчастное блюдо.

– Вот он!

К нашему столику вернулась служанка в сопровождении усатого мужчины с поварским колпаком на голове.

– Жан, этот господин отказывается пробовать твой «кюисс де гренуй».

Повар изобразил поклон и надвинулся на Боброва.

– Месье, что вам не понравилось? Я готовлю «кюисс де гренуй» уже двадцать лет, и никто – никто! – никогда не отказывался его кушать.

Бобров отодвинулся на стуле.

– Я просто не хочу.

– Ола-ла! Вы даже его не попробовали!