Он отпустил меня и откинулся на подушку.

– Мало нас, некромантов, потому и не знает почти никто. В России только я да инок один, триста лет в дальнем скиту грехи замаливает. В Европке двое да в Катае один. А больше и нету.

Дядя устало улыбнулся.

– Сколько мне лет? Угадай, племянничек.

– Девяносто?

Он покачал головой.

– Сто? Нет? Ещё больше?!

В смехе дяди была грусть.

– Я первого покойника при Василии Тёмном поднял. Вот и посчитай, сколько мне лет.

Он потребовал ещё чаю и продолжил:

– Не веришь, племянничек? Подозреваешь, что я из ума выжил или насмехаюсь от безделья? Ничего, я тебе докажу. Послезавтра ночью на погост пойдём, покажу, как Талант работает. Поднимем с тобой покойничка в четыре руки, ты сам и убедишься. Всё, иди, спать буду. Старый я уже драться со всякими Шереметевыми. Не мог, что ли, сам его пристукнуть?

Когда я выходил из спальни, дядя всё ворчал и ворчал. А Дворецкий всё так же невозмутимо поправлял ему одеяло.

* * *

Утром, во время завтрака, блюда мне подавала та самая орка. Ёшки-матрёшки, как она на меня смотрит! Аж дымится всё, будто пожар в лесу начинается. Нет, обязательно надо поговорить с ключницей, зачем она эту провокацию устроила. Ни за что не поверю, что случайно так вышло.

Поскольку дядя сегодня не желал меня видеть, я отправился в маленький флигель, где жил управляющий Лаврентий. После того, что я увидел в деревнях, было бы интересно узнать о доходах имения.

Старичок, увидев меня, неожиданно обрадовался.

– Константин Платонович! Проходите, не стойте в дверях. Вы просто так или по делу?

– По делу, Лаврентий Павлович, по делу. Хочу разобраться в финансовых делах имения.

– Замечательно! Просто замечательно! Вы не поверите, но ваш дядя не баловал меня своим вниманием. Сами понимаете, последние годы ему было не до этого, и мне приходилось тащить груз в одиночку. Прошу садитесь. Кофий будете? Я его сам себе варю, никому не доверяю. Он ведь напиток изысканный, требует бережного обращения.

– Давайте кофий и поговорим.

Лаврентий засуетился. Достал жаровню, быстро разжёг огонь и поставил на него медный кофейник.

– Ах, Константин Платонович, как я рад вашему визиту. Целыми днями в одиночестве сижу, слова сказать некому. А ведь мне тоже хочется, чтобы оценили мою работу. Да похвалили, да хоть головой покачали. Но нет, уже давно никто не ходит.

Пока он болтал, кофий закипел, и старичок разлил его по двум чашечкам.

– Прошу! Оцените вкус. Это не та бурда, что наш повар делает. Чувствуете?

– Кардамон? И мускатный орех, кажется.

– Да, точно, – Лаврентий расплылся в улыбке. – А вы знаток! Всё-всё, не отвлекаю, пейте спокойно.

– Лаврентий Павлович, – я отпил глоток и спросил:

– Не пойму, кто вы. Не эльф, не гном. Но и не человек.

– Ой, я же, вроде, говорил на днях. Нет? Лепрекон я.

Старичок зажмурился, и по его лицу побежали густые морщинки.

– Ах, молодость-молодость! За некоторые ошибки приходится платить всю жизнь, Константин Платонович. Мне пришлось уехать с островов Эриу ещё юным безусым мальчишкой. Лет двадцать я мотался по Европе, пока не встретил Василия Фёдоровича. И вот оказался здесь.

Он посмотрел на меня задорным взглядом.

– Сразу скажу – горшка с волшебным золотом у меня нет, и радугу вызывать не умею. Растерял всё, пока скитался.

Ах жук! Сам, между прочим, позавчера говорил совершенно другое. Любит он прихвастнуть, когда выпьет.

– Но деньги считать люблю, не без этого.

– Тогда расскажите, что у нас с финансами и имением.

Лаврентий отставил пустую чашечку и выложил на стол толстую книгу.

– Самое положительное, что могу сообщить, – имение не в залоге.

– Уже хорошо.