Пока ехали обратно в усадьбу, он проснулся и начал хвастаться, что настоящий лепрекон: мол, и горшок у него есть, и по радуге он бегать умеет. Вот только грозы давно не было, а так бы он показал! Настасья Филипповна только качала головой, а потом шепнула мне:

– Врёт. Нет у него никакого горшка.

– А золото?

– Золото есть. Под половицей во флигеле спрятано.

Мы рассмеялись. Но как можно тише, чтобы не обижать управляющего.

Я постепенно вживался в роль барина. Не то чтобы сильно хотел, но Дворецкий и ключница всячески этому потворствовали. Скажем, в отличие от Парижа, в усадьбе я начал просыпаться очень рано, едва рассветало. Да и попробуй не проснись, если за окном щебечут птицы, на заднем дворе поют петухи. Так вот, Настасья Филипповна, заметив, что я рано встаю, начала присылать утром ко мне слуг с «кофием». Чтобы я, не поднимаясь с постели, мог испить чашечку.

В усадьбе слуг было немного: три молчаливых орки средних лет, сразу и горничные, и прачки; два молодых орка, подающие блюда за столом и таскающие тяжести; мальчишка-орчонок на посылках; орк-банщик, он же истопник; и повар-человек – весёлый толстяк, громко поющий на кухне во время готовки. Кофий утром мне приносили орки служанки. Но этим утром у меня чуть челюсть на пол не рухнула.

Дверь открылась, и в комнату с подносом в руках вплыла орка – та, что вчера подносила мне каравай в деревне. Я даже глаза на всякий случай протёр. Нет, не показалось.

– Доброе утро, барин!

Она улыбалась, сверкая клыками. Голос был низкий, с лёгкой, едва заметной хрипотцой.

– Доброго.

Откуда она здесь? Видимо, этот вопрос у меня читался на лице, и орка сказала:

– Настасья Филипповна приказала мне теперь в усадьбе служить.

– Вчера?

– Нет, сегодня утром за мной прислала.

Быстро у них здесь! Я только проснулся, за окном рассвет, а она успела сюда добежать, выслушать указание и кофий мне принести.

– Приятного аппетита!

Орка отдала мне чашечку, стеснительно улыбнулась и сбежала из комнаты. Однако надо переговорить с ключницей. Зачем она девушку из деревни выдернула? Не ради же моего хорошего настроения?

Но разговор с Настасьей Филипповной откладывался. Я только заканчивал завтрак, а в столовую вбежал запыхавшийся слуга:

– Барин, там это!

– Отдышись и скажи нормально.

– Приехали! Вас видеть хотят!

– Меня? Может, Василия Фёдоровича?

– Нет, точно вас. Спрашивают: где молодой барин? Зови, говорят, у нас к нему разговор.

Кхм, интересная новость. А ведь меня в России никто не знает, кроме Боброва. И это гарантированно не он. Значит – что? Значит, ничего хорошего мне не привезли.

Я не стал торопиться. Надо – подождут. Спокойно доел, а затем поднялся к себе в спальню и сунул за пояс «студенческую» пистоль. Да, в случае чего, никого из неё не убьёшь. Но вывести из игры человека – очень даже просто. А теперь можно и посмотреть, кого принесла нелёгкая.

Их было двое. Кучер, сидевший на козлах открытой коляски, и дворянин, нервно расхаживавший из стороны в сторону. Впрочем, первого можно не считать.

– Доброго утра, – я решил не идти сразу на конфликт, а выяснить для начала, что надо этому господинчику.

– Урусов? – Незнакомец близоруко прищурился, рассматривая меня. – Константин?

– С кем имею честь?

– Вадим Петрович, – дворянин дёрнул щекой, – сын графа Шереметева.

Судя по обывательскому имени, отсутствию личного титула и уточнению, «сын», Вадим Петрович, – бастард. Но признанный отцом. Уж не за владение ли Талантом? Интересненько.

– Да, я Урусов. Что вы хотели?

– Мы можем поговорить без свидетелей?

– Хм… Пройдёмте в парк, там нас никто не побеспокоит.