Берия надел пенсне на свой тонкий небольшой нос и заговорил тихим четким голосом…»

Читатели наверняка оценили юмор. Стройный красавец Берия, да еще с напомаженными губами (намек, что уж женщины его никак не интересуют), – в «Голубом сале» и невысокий толстяк с жабоподобным лицом на сохранившихся фотографиях конца 40-х – начала 50-х годов.

Берия «Голубого сала» произносит панегирик физикам Ландау и Сахарову (оба они действительно работали в подчинении у Берии в реальной жизни): «Друзья. Мне хотелось бы сказать несколько теплых слов о наших замечательных советских ученых, двое из которых присутствуют здесь. Благодаря нашей науке Страна Советов из отсталой аграрной империи стала индустриальным гигантом. Благодаря нашей науке у нашего народа появился ядерный щит, способный окоротить любого агрессора. Наконец, наши ученые вплотную подошли к разгадке феномена времени. Представляете, что ждет всех нас, когда советские люди смогут управлять временем? Я сам человек хладнокровный, не поддающийся эмоциям. И тем не менее, товарищи, у меня дух захватывает, когда я думаю об этом. Выпьем же за здоровье наших ученых!»

В жизни Лаврентий Павлович разговаривал с учеными совсем не так возвышенно. А.Д. Сахаров вспоминает, как он обращался к своим коллегам-чекистам, но так, чтобы и будущие академики, присутствовавшие на совещании, поняли, что их это тоже касается: «Берия встал и произнес примерно следующее: «Мы, большевики, когда хотим что-то сделать, закрываем глаза на все остальное (говоря это, Берия зажмурился, и его лицо стало еще более страшным). Вы, Павлов, потеряли большевистскую остроту! Сейчас мы вас не будем наказывать, мы надеемся, что вы исправите ошибку. Но имейте в виду, у нас в турме места много!»

Сорокинский Берия, в отличие от настоящего, не только не дружит с Маленковым, но искренне его ненавидит и интригует против него перед Сталиным:

«– Какая все-таки гнида Маленков, – заговорил Берия, прохаживаясь возле глыбы. – Каждый раз, когда вижу его, теряю самообладание. Как ты его терпишь?

– Он хороший технарь. Знает производство… – глухо отозвался Сталин.

– Но он чудовищный интриган. Скольким людям он кровь испортил. Мало ему Куйбышева, Постышева и Косиора. Теперь давит Косыгина. Piece of shit…

– У него колоссальный опыт.

– Косыгин знает тяжпром не хуже его. Вся эвакуация заводов на нем держалась. Деловой парень, денди, из рода чугунных магнатов. Живой, контактный. В гольф играет блестяще.

– Это важно для зам. пред. Совмина?

– Да! – оживился Берия. – Я раньше думал как Маяковский: «Мне – бильярд, отращиваю глаз; ему же шахматы – они вождям полезней». Шахматы для руководителей – великая вещь. Они учат стратегическому мышлению. А гольф – учит тактике. Во времена Ленина и в тридцатые годы все определяла стратегия. Сейчас, в начале пятидесятых, актуально тактическое мышление. Косыгин – перспективный кадр».

Еще у литературного Берии появляется налет аристократизма, прототипу явно не свойственный. Это подчеркивается и убранством бериевского кабинета в романе: «Небольшой лубянский кабинет, со вкусом отделанным янтарем и розовым деревом». Что не мешает Берии 1954 года приказать пытать академика Сахарова, чтобы разгадать тайну носителя сверхэнергии – голубого сала. Чтобы завладеть голубым салом, книжный Лаврентий Павлович устраивает заговор против Сталина и уничтожает своих соратников Абакумова и Меркулова. Не сомневаюсь, что и настоящий Берия не колеблясь приказал бы пытать любого из «атомных» академиков, если бы счел это необходимым для дела. А прикажи Сталин расстрелять того же Сахарова или Курчатова, Лаврентий Павлович и это исполнил бы, не дрогнув. Может, только вначале бы попробовал убедить Кобу, что не стоит так сразу рубить сплеча, еще пригодятся. Абакумова же, как мы убедимся в дальнейшем, Лаврентий Павлович действительно собирался расстрелять, но не успел: самого расстреляли.