А выражение лица у Норда в этот момент было странное. Словно он что-то искал в моём лице — лихорадочно, зло, жадно… Но я его почему-то не боялась.

— Она мне снится, — как только я это сказала, ощущение железного обруча на шее будто растворилось. — Снится уже десять лет. Иногда каждую неделю, иногда реже. Один и тот же сон… Только последние два сна были иными.

— Расскажите. — Не просьба — приказ.

Я рассказала. Вкратце, конечно. Обо всех снах про Триш, умолчав лишь об одном — о своём желании узнать про неё правду.

Я понимала, что мужчина, скорее всего, знает о ней то, что необходимо знать мне, но спрашивать не хотела. Почему? Когда я была маленькой, мама сказала мне, что у меня, кроме магии Крови, есть ещё один особый дар. Она называла меня интуитом. Вот и сейчас мой дар подсказывал: не надо ничего спрашивать у Норда.

Когда я замолчала, мужчина на мгновение прикрыл глаза, словно пытаясь справиться со своими чувствами. А потом сказал:

— Теперь я всё понял. Спасибо, Шайна… идите к себе.

И отпустил мои плечи.

— Скажите, а… — Я закусила губу, чувствуя некоторую неловкость. — Если я ещё раз сюда приду… Попаду в тюрьму или…

— Или, — он улыбнулся. Только улыбка не была тёплой — скорее, грустной. — Приходите, Шайна. Только лучше всё же… не днём.

— Хорошо, — я кивнула и, поколебавшись, добавила: — До свидания.

А потом шагнула в зеркало.

Эмирин Аррано

Была уже поздняя ночь, когда в дверь вдруг постучали. Она сразу узнала этот стук — резкий, быстрый и громкий, последние десять лет Эмирин слышала его всё чаще. Иногда ей хотелось не открывать дверь, сделать вид, что не слышала, но она не могла.

Не смогла и в этот раз. Встала из-за стола, едва не опрокинув чернильницу, подошла к двери и распахнула её, в последний момент успев поймать буквально свалившегося на неё эльфа.

— Прости, — шепнул он еле слышно, полузадушенно, втягивая носом воздух где-то возле её уха. — Перестарался.

— Я же говорила, — сказала Эмирин, втаскивая его в комнату. — Я ведь говорила, что не сработает, Дрейк.

— Я должен был попытаться… Должен…

Она почти внесла эльфа в свою спальню, осторожно уложила на кровать и начала раздевать, краем глаза подмечая и бледность его кожи, и выступившую на лбу испарину, и лихорадочно блестящие глаза.

— Сейчас будет легче. Сейчас-сейчас…

Наконец последняя вещь была стянута. Эмирин отстранилась на секунду, глубоко вздохнула, словно перед прыжком в ледяную воду, и сбросила на пол своё белое платье, оставшись обнажённой. А потом легла на Дрейка, даже не поморщившись, когда он изо всех сил сжал её талию и уткнулся носом в ложбинку между грудей.

— Прости, прости меня. — Жаркий, больной шёпот. Сколько раз она слышала его за эти десять лет? Наверное, больше тысячи. — Прости меня, Эмил…

— Ну что ты, Дар. Всё хорошо.

Дрейк знал, что она врёт. И Эмирин тоже догадывалась, что он об этом знает. Но в этой ситуации она не могла поступить иначе.

И она позволяла ему целовать свои губы, сжимать грудь, ласкать спину, живот и бёдра… Она позволяла ему всё. А он брал всё, что она ему позволяла, потому что тоже не мог иначе. Ведомый проклятьем, Дрейк знал — единственное, что он может сделать, чтобы облегчить боль Эмирин — это просить прощения.

И он просил. Целовал — и просил прощения, ласкал — и просил прощения. Двигался в ней — лихорадочно, резко, агрессивно — и просил прощения.

А потом приходило наслаждение. Наслаждение только для него одного. И Дрейк сжимал в объятиях женщину, которая спасала его от смерти целых десять лет, чувствуя себя самым большим мерзавцем на свете.

— Я каждый раз надеюсь, что до этого не дойдёт, — прошептал он, заглядывая в её глаза, когда пелена перед его собственными глазами спала. — Я клянусь тебе, что сопротивляюсь до последнего…