Я не знаю, видела ли Лерка кенгуру своими глазами, думаю, видела, но рассказывала она про них очень красочно. Примерно в тот момент, когда она перешла в своём повествовании к коалам и сравнила их с плюшевыми медвежатами, выяснилось, что про последних, ну, про игрушечных плюшевых медведей здесь слыхом не слыхивали. Сначала это вызвало недоумение и у Лерки, и у меня, кстати, тоже, но я сделал себе заметку на память, что это дело может угрожать деньгами, если моду на любимую игрушку леди Ди внедрить и здесь. В конце концов, разного рода винипухи и умки – эти милые и добрые ребята были в детстве у всех, кого я знал в нашем мире. А это заставляет задуматься.

Пока Лерка объясняла Агате, сидевшей от нас по диагонали на другом конце стола, кто такие, как выглядят и чем занимаются сумчатые медведи, Кирилл высказал мысль, которую поддержали, пожалуй, все. Только барон предсказуемо воздержался. Кирилл предложил пересадить нас с Леркой в середину стола, чтобы всем было удобно и слушать, и спрашивать. Лерка отказалась в том смысле, что сегодня это одни только неудобства и вызовет, а вот завтра… завтра всегда пожалуйста.

По окончании ужина, посуда была убрана горничными самым обычным, можно сказать дедовским способом. Да, далеко им ещё видать до Шена, так чтоб рукой махнуть, и всё само помылось-протёрлось и на места убралось. Жаль, очень полезное умение.

Лерка снова поиграла на рояле, а Матвей подошёл ко мне и полушёпотом спросил:

– Александр Константинович, Вы давеча обещали рассказать про приборы для отсчёта атомов.

Я причумел, когда это я ему про синхрофазотроны рассказать обещал, даже и не помню.

Чтобы выиграть время на воспоминания и обдумывание, предложил наш высоконаучный диалог перенести если уж не на завтра, то хотя бы на диванчик в уголке, ну, это чтоб остальным не мешать.

– Так что Вы спросить-то хотели? – осведомился я, когда мы с ним уселись на пустующий диван у дальней от рояля стены.

Матвей, приняв очень серьёзный вид, начал:

– Третьего дня, когда сестрица Ваша про часы с четырьмя стрелками говорила, я было подумал, что и атомы у вас в Австралии на обычных же часах отмерять научились. Только никак в тол взять не мог для чего. А Вы, Александр Константиныч, тогда ещё сказали, будто для учёта атомов у вас там специальные приборы имеются. – Он вздохнул, наверное, набираясь смелости, и выдал: – Расскажите про них?

Оба на! Ни хрена себе задачка! Да я даже про счётчик Гейгера и то не знаю что говорить, кроме того, что он вообще есть. Тут я вспомнил одну хитрую фразу, которая в такие моменты жизни очень помогает:

– С какой целью интересуетесь, Матвей Никодимович? – блин, а он точно Никодимович?

Матвей на Никодимовича среагировал нормально, значит, и я не ошибся.

– Видите ли, в чём дело, Александр Константинович, давно меня интересовало, как замерять очень малые промежутки времени. От учителя естествознания в гимназии я узнал, что часы делятся на минуты, а те на секунды. – Он чуток помолчал, проверяя, какую реакцию вызовут его слова, и продолжил: – Но потом он сказал мне, что читал трактаты по фи-зи-ке, – он произнёс это слово по слогам, и я подумал, что это у них тут не самая распространённая дисциплина. – И что великие умы уже давно условились разделять секунду на шестьдесят атомов. Вот я и подумал, раз третья стрелка на часах нужна для отсчёта секунд, а не для того ли нужна эта четвёртая стрелка, чтобы её отмерять атомы?

– Ах, вот Вы о чём! – меня прямо аж отпустило. – А я-то подумал…

– О чём? – сразу же насторожился «естествоиспытатель».

– Да нет, пустое. – Отмахнулся я, но вопрос со временем всё же решил прояснить. – Видите ли, у нас в Австралии атомами называют совсем другие вещи. Они ко времени отношения не имеют. А для отсчёта маленьких промежутков времени у нас имеются секундомеры. – При этих словах Матвей как бы сник, ну да, название говорящее, он, видать, и понял его дословно. Придётся разъяснить. – Так вот с помощью этих секундомеров можно засекать десятые и, иногда, сотые доли секунды.