Машинально я повернула голову в том направлении. Тёмное окно третьего этажа, одна из нежилых комнат поместья.

На мгновение я словила какое-то движение, будто этот кто-то поспешил спрятаться в стенах дома, прежде чем я уличу его в слежке. И теперь там снова было простое темное окно одной из нежилых комнат.

Утро выдалось не менее мрачным и холодным.

Время показывало 8.09. Я раздвинула шторы в большой зале в надежде застать желаемый свет, но получила лишь толику сумбурной унылости.

Мокрые хлопья снега устилали задний двор. Зима диктовала свои правила.

Я не чувствовала холод. Не чувствовала ничего. Иногда, казалось, что я и не жила вовсе. Настоящая Одри Мэтьюс умерла в день свадьбы. Теперь это был запрограммированный зомби Франклин, который проживал ежедневную рутину на автомате.

Шарканье тапок Чарльза по паркету послышалось с коридора.

– Одри, ты не видела мой кошелёк?

Чарльз ввалился в кухню.

– Ты… куришь?

Расплывшееся от ранее выпитого лицо вытянулось в изумлении.

Весь этот месяц мне удавалось скрывать своё вернувшееся пристрастие к сигаретам. Но не в этот раз.

– А что такого? Ты – пьешь, я – курю, – поспешно нашлась я. – Хочешь, чтобы такие родители были у нашей дочери?

С переездом сюда мы с Агнес для Чарльза легко заменились излюбленной стопкой «Хеннесси» по вечерам. Изначально я не придавала этому значения. Каждому человеку требуется отдых, и для каждого это имеет разное значение.

Однако, все оказалось куда серьезнее. Такой «отдых» стал проходить чаще, пока не перешёл в регулярный. Чарльз, как обычно, многое обещал, был чрезмерно убедителен, только бы я поскорей отлипла со своими нравоучениями. Каждые его «завтраки» съедались налегке. Я слепо не замечала очевидного. Подумаешь немного пьет. Если ему так лучше, кто я, чтобы запретить?

Но лучше Чарльзу не становилось. Я ловила его со стопкой с утра: «для того, чтобы башка варила» и после работы: «чтобы крепче спалось», пока это не перешло в регулярную привычку.

Чарльза одолевали мысли. Я замечала, как ему трудно.

Тогда я начала подозревать, есть что-то похуже стрессовой работы и кредитов. Определенно есть. Что-то, что мешало ему спать глубокими ночами, что сбивало с верного пути. Когда я спрашивала его об этом, Чарльз был то слишком пьян, то слишком занят.

Даже не посмотрев в его сторону, я протянула ему потертый кожаный кошелёк:

– Вчера ты вернулся посреди ночи пьяным в стельку. Мне пришлось тебя раздевать самостоятельно, когда из твоих брюк выпало две тысячи фунтов!

Затушив одну сигарету, я потянулась к пачке за следующей.

– Ты рылась в моих вещах? – разозлившись, прокричал тот.

– Чарльз, ты не слышишь? Ты был пьян! Я кое-как стащила с тебя брюки. Они выпали случайно!

Чарльз растерянно заморгал, застигнутый врасплох.

– Я так и знала! Ты выиграл на аукционе больше денег! – выдвинула я свою догадку.

– Я тебе сказал правду о том, столько получил.

– Продал картины?

– К сожалению…

– Неужели, выдали аванс за дом? – самонадеянно воскликнула я.

– Если бы! На работе один коллега давно торчал мне две тысячи фунтов!

– Боже мой! Две тысячи? Почему ты не сказал мне? – моему возмущению не было предела.

Мы совсем перестали разговаривать, делиться переживаниями. Закрылись в своих отдаленных мирках. Сидели, забитые в разные углы. А ведь в отношение, главное, общение и поддержка.

– Я забрала себе половину.

Я знала, что его это выведет из себя. Чарльз ненавидел, когда трогали его вещи без разрешения.

– Ты с ума сошла? Зачем тебе столько?

– Всякое может случиться. Будет правильней, если часть денег будет храниться у меня для сохранности.