Встряхиваю себя мысленно, запрещая мечтать о женатом боссе. Но стоит забыть о нем, как в голову незнакомец лезет. Что за напасть? Проклятие мое!

С трудом различаю путь, иду по неровной плитке максимально осторожно, стараюсь не трясти коляску. У самого подъезда голову поднимаю. И сразу же в темноте замечаю чью-то сгорбленную фигуру на скамейке. Поздновато соседка воздухом подышать вышла. И что это за сумки у ее ног? Впрочем, не мое дело.

– Добрый вечер, – приветствую я громко, потому что она глуховата, а сама иду дальше.

– Батюшки, чего орешь так, чуть богу душу не отдала, – летит мне в спину, и я вздрагиваю от родных скрипучих ноток в голосе. – Ты где была, гулена, полдня тебя жду, – звучит хоть и грубовато, но абсолютно беззлобно. – Еле узнала, куда ты из общаги переехала. К черту на кулички, ей-богу. Пока добралась, укачало меня в автобусе, – продолжает причитать, а я не смею оглянуться. – Еще козлина какой-то мне по закруткам ногой стукнул. Зато так вылетел из автобуса, когда я пообещала по помидорам ему дать, если мои пострадали, – звенит банками в сумках. – И что в итоге? Замок поцеловала! Хороша внучка. Ни на каникулы не приехала, ни на Новый год. Ни звонит даже. Зазналась совсем, столичная штучка…

Шаркающие шаги приближаются. Бубнеж становится громче.

– Б-бабушка? – разворачиваюсь и растерянно всматриваюсь в ее лицо, которое становится каменным, когда она наконец обращает внимание на двойную коляску.

– Батюшки, а это у нас кто? – ахает и сумки из рук выпускает.

На весь двор раздается звон стекла, рыжики от резкого шума просыпаются и пускаются в плач, а я зажмуриваюсь, мечтая телепортироваться отсюда куда подальше.

Мне конец! А ведь такой хороший день был…

***

Покормив рыжиков и уложив их спать, я некоторое время недвижимо сижу рядом, устремив невидящий взгляд в окно. Не решаюсь выйти из комнаты. Может, слиться с темнотой и сделать вид, что меня здесь нет? Нервно потираю вспотевшие ладони, тереблю край кофты и в целом чувствую себя школьницей, которая получила двойку и вырвала страницу из дневника, никому не сказав. Но теперь правда вскрылась – и меня ждет взбучка.

Хотя в действительности все гораздо сложнее и серьезнее. Бабушка у меня жесткая и строгая, но многое прощает. Кроме лжи. Это в нашей семье почему-то считается самым страшным проступком. С другой стороны, я ведь не врала, а лишь… утаила. Объясню, что момент удачный не подвернулся. Почти за полтора года…

Нет, все-таки мне конец.

Простонав на выдохе, я медленно встаю и крадусь к двери. Бесшумно покидаю комнату, топчусь неуверенно в мрачном коридоре, пытаясь взять себя в руки. Делаю несколько шагов, но замираю на пороге кухни. Наблюдаю, как бабушка возится у плиты. Я привыкла хозяйничать здесь, все делать самостоятельно, но в данный миг чувствую себя гостьей и даже голос подать не смею.

Бросаю тоскливый взгляд на накрытый стол, вбираю аромат чего-то вкусненького, перемешанного с пряным запахом солений. Тех, которые удалось спасти после падения. Пара банок всего уцелели, но хоть что-то. Иначе бабуля меня бы прямо в подъезде прибила. Впрочем, она отвлеклась на ругань с соседом с первого этажа, который выскочил на грохот и небрежно приказал мне «детей орущих заткнуть». Тут бабушка и взорвалась, так что мужика даже жалко стало. Еле увела ее.

А мне теперь придется брать весь удар на себя, потому что родственница явно на взводе. Судя по тому, как угрожающе нож и лопатка по столешнице летают.

– Есть садись. И чай пить, – рявкает недовольно, словно почувствовав мое присутствие. – Тебе хорошее питание надо, витамины и больше жидкости. Худая совсем, и молоко небось «синее». Водой моих внуков кормишь, – бурчит она, но при этом не оглядывается даже. Как рассмотрела вообще, что я худая? Мало того что электричество не включили и помещение лишь тусклыми фонариками освещено, так еще бабуля спиной ко мне стоит.