А в отношении кресла командир корабля предпринял еще множество попыток выпросить, выкупить, примитивно выкрасть его у Сергея. Хотя делалось это все вроде бы в шутку, стоять бы креслу в командирском «тронном зале», если бы не вполне приятельские отношения между ними как офицеров. Нет уже этого командира – перевелся в штаб служить, да и вообще никакого нет: место вакантное, а с обязанностями вполне справляется начальник мастерской. Так и стоит кресло у Сергея. И паломничество продолжается…

Каюта проветрилась. Редин потянулся закрыть дверь, но в нее уже протиснулось нехуденькое лицо капитана-лейтенанта Маркова, такого же начальника смены, как Сергей. Не тратя времени на объятия и приветствия, он бухнул на стол фляжку со спиртом и заявил:

– Женька сейчас подбежит. Он в кают-компанию по дороге завернул, чего-нибудь зажевать прихватит.

– Гена, дай ты мне спокойно переодеться, – взмолился Сергей, – да и сам знаешь, что через часок организуем в кают-компании полубанкет с выносом, потом попаримся в сауне, ну и далее по списку. А, кстати, откуда шило-то у тебя? Только не говори, что сберег для торжественного случая: ты и стакан не можете существовать дольше пятнадцати секунд на расстоянии вытянутой руки.

– Михалыч, да у меня теперь шила – море! И у тебя будет. Хотя у тебя и так оно всегда есть. Это отдельный разговор. Ты переодевайся пока, а я тут у рукомойничка приму пять капель. Вот интересно: я быстрее выпью или раньше Женька прибежит с закуской?

– Ну, ты себя явно недооцениваешь. Кто ж тебя обгонит в этом виде многоборья?

– Не скажи! Я Женьку предупредил, что, если опоздает, завтра его первая смена. Работаем с восьми утра.

Сергей отошел к шкафу в глубине каюты, а Марков быстренько нацедил в стакан граммов сто, плеснул воды из-под крана и, пробормотав что-то отдаленно напоминающее «с приездом», опрокинул жидкость в рот, так и не отходя от двери. Потом радостно замычал, пытаясь, вероятно, призвать Сергея в свидетели, что он опять победил в споре, и Женьке Гоголю таки придется руководить первой сменой. Как вдруг в неслышно приоткрытую дверь просунулась рука, уперлась в покрасневшую Генкину физиономию, кулак разжался, и на ладони стала видна пригоршня квашеной капусты, с которой на палубу капал рассол. Сергей рассмеялся:

– Ген, а ведь это закусь!

– Проигрывать надо уметь. – Генка зачмокал по ладони толстыми губами, подбирая каждую капустинку.

Опустевшая ладонь, еще мокрая от рассола, влепилась в Генкин нос и совершила несколько вращательных движений. Только после этого через комингс переступила нога, а затем в каюту протиснулась и вся долговязая фигура старшего лейтенанта Гоголя:

– Ты не забудь службу предупредить, чтобы подняли тебя завтра пораньше: на смену бы не опоздать.

– Карась! Ну разве ж можно так со старшими?! Где тебя, лейтенант, политесу учили? Явно, в Севастополе. – Марков заканчивал Дзержинку и, как все питерские выпускники, пренебрежительно относился к выпускникам Севастопольского училища.

– Как отдыхалось, Сережа? Что так рано назад? – Женькиному голосу могли бы позавидовать сладкоголосые сирены. Так нежно имя «Сережа» не произносил ни один знакомый Редина. Любого пола. Временами Сергей не сомневался в нетрадиционной ориентации своего сослуживца, но… «замечен не был». Как, впрочем, и в связях с женщинами. Что, вообще, поразительно! Однако женат и разведен Евгений Гоголь был, несмотря на свои молодые двадцать четыре года.

Женька выложил на стол пару луковиц, поставил тарелку с капустой, несколько кусков хлеба и банку тушенки.

– Ну вот, теперь можно и до банкета кое-как дожить. Онегин, к барьеру, то бишь, к рукомойнику! А я пока баночку расколупаю. – Геннадий занялся приготовлением немудреной закуски.