Вот вроде бы одинаковые, но в то же время абсолютно разные. В Дане присутствует мягкость, доброта и даже какое-то ребячество что ли. А Алекс, будто повзрослевший на тысячу лет. Холодный, хмурый и непреступный. Иногда от его взгляда бегут мурашки и это вовсе не от возбуждения.

-Нормально, - вру.

Провожу рукой по легкой щетине. Колется. Поднимаюсь выше. Обвожу точенные скулы. Глажу переносицу и…тыкаю пальчиком в глаз…

-Ты с ума сошла, рыжая? – ого…деградирую, или расту, как посмотреть. Была малышкой, стала рыжей…

-Прости, - округляю глаза и строю виноватую моську. А потом добавляю невинным тоном… – Что мало.

Потирает один глаз, вторым старается во мне дыру прожечь.

-Я смотрю, силы прибавились у кого-то, - обвинительным тоном выплескивает. – Надо исправлять.

Оставляет в покое свой подбитый глаз и лезет ко мне.

-Э-э-э, нет, - уворачиваюсь. – Я даже зубы не почистила!

-Я переживу, - подминает мою тушку.

-А я нет, - брыкаюсь, становлюсь похожей на червя. – Ты, между прочим, тоже не чистил еще.

Рука парня соскальзывает и проходится по ребрам. Взвизгиваю. Почти подпрыгиваю от этого касания. Щекотки боюсь до ужаса, в любой части тела. Дан ловит на лету, прижимает к матрацу и щекотит.

Смеюсь, визжу и извиваюсь. Стараюсь не стукнуться больной ногой. Пользуется моей неповоротливостью, кусает за ушко. Кричу, брыкаюсь. Воздух заканчивается, а вдохнуть не могу. Потому что его руки повсюду. В одну секунду гладят, а в следующую доводят до истерики щекоча.

-Хватит, - на последнем издыхании. – Умоляю-ю-ю…

-Умоляешь? – останавливается. – Я могу внять твоим мольбам, Малыш, но это дорого тебе обойдется.

Хлопаю глазками. Глубоко дышу, пытаюсь как можно больше вобрать в себя кислорода. Грудь ходит ходуном, трется о грудь Дана. Он удерживает мои руки и смотрит прямо в глаза.

-И как же? – облизываю пересохшие губы, стараюсь сглотнуть но во рту пусто.

-Хорошим минетом, - в его глазах прыгают смешинки, хотя внешне он абсолютно невозмутим.

-Хорошая мысль, но завтрак уже прибыл, - на пороге стоит Алекс. – Вставайте.

Меня перенесли в столовую. Усадили. Накормили. После отнесли в гостиную и дали пульт от плазмы. Посмотрела на ковер около камина и тут же вспомнила, чем мы вчера здесь занимались. Стыдно? Немного. Но больше приятно. Пусть всё это и не надолго. Понимаю, они взрослые. Не для меня. Но я могу провести приятные каникулы и потом вспоминать об этом. Остаётся только вопрос с Николаем Ивановичем.

Его предложение-просьба провести с ними время, чтобы его не трогали, меня коробит и если честно больно ранит. Я наивно полагала, что они пусть и не моя семья, но что-то близко к этому понятию. А оказалось, я для них просто разменная монета.

Вздыхаю громко. Непрошенные слёзы вселенской обиды застилают глаза. Хорошее настроение уходит безвозвратно. Моргаю и прозрачная слезинка катится по щеке. Перед глазами мелькает жилистая, накаченная рука. Проводит по мокрой щеке и грубовато задирает подбородок.

-Ты чего? – хмурится и смотрит в глубину души, пытается прочесть. – Дан обидел?

-Нет, - выдергиваю подбородок. Всхлипываю.

-Нога болит? – не отстает.

-Нет, да, - вру опять. Пусть лучше думает, что реву из-за боли в ноге.

Алекс двигает стеклянный столик и садится на него. Аккуратно берет мою ногу, разбинтовывает. Проводит рукой по опухлой лодыжке.

-Надо вызвать врача, - сообщает вошедшему Дану.

-Что там? – выглядываю из вороха подушек, в который меня усадили.

-Черт! Он же сказал не перелом, - порыкивает от злости Дан, сканируя мою конечность.

-Может, это мы? – смотрят друг на друга. Общаются без слов. Дан кивает и уходит, а я медленно закипаю.