– Да не дай бог! – бурно отреагировал Иван Разбой. – С меня хватит и этих снов.

– Каких-каких снов? – буквально впился в него взглядом Глебуардус. – А ну-ка, братец, поведай. Уж не про последний ли поход?

Иван обалдело глянул на него и ущипнул себя за ухо. Поднялся и стал прощаться:

– Извините, прошу прощения, приятно было… Мне надо идти, я спешу…

Глебуардус подошел к сестре, коснулся ее плеча, мол, не удивляйся, всё в порядке, и обратился к Разбою:

– Погоди уходить. Ведь тебя-то нам и недоставало! Что же ты молчал всё это время! Третий недостающий свидетель твиннинга! Извини, Катрин, ты этого еще не знаешь, это наш небольшой секрет, – Глебуардус выразительно глянул на Пима Пимского. Тот обалдело кивнул. – И потом, не пройти ли нам в залу, там, полагаю, всё уже готово к обеду. А? Не удивляйся, Иван, всему есть объяснения. Задержись еще на часок, и тебе всё станет ясным. Итак…

– Ах, дорогой Глебус. Кого ты хочешь провести? – улыбнулась Катрин. – Что ж, я в ваши мужские секреты вторгаться не буду. А теперь прошу всех пройти в залу. В самом деле, Глебус, ты всех нас задержал, а ведь господа, пожалуй, еще не обедали.

После обеда, уже втроем, они собрались в библиотеке. Среди фолиантов царила атмосфера мудрого покоя, что-то вроде полудремы на сытый желудок.

– Ну-с. Что, никто не курит? А я вот сигару выкурю, люблю после обеда. Нет, скорее после ужина, да и то за карточной игрой. М-да. Пожалуй, лучше трубочку, – и Глебуардус потянулся за одной из бережно разложенных в малахитовой чаше трубок.

Пимский бессмысленно листал тома Верова. Разбой озирал огромные шкафы, набитые книгами, и думал о странностях жизни. О том, что дюк знает его секреты, которые Иван никому не открывал.

Все трое расположились в креслах, ближе к окну. Раскурив трубку, Глебуардус Авторитетнейший обернулся к Пимскому:

– Ну что? Вспомнил?

– Что?

– Наш разговор во сне.

Иван вздрогнул. Ему опять захотелось немедленно уйти.

– Наш разговор? – вяло спросил Пим.

– Ну да. Скажешь, раз во сне, значит, неправда? Не отвертишься. Вот, Иван, в чём дело, – обратился Глебуардус к Разбою. – Нам троим снятся удивительные сны. Пимский утверждает, что ему ничего не снится, так он просто ленится вспомнить. Во снах этих мы видим друг друга. События в них развиваются в двадцатом столетии. Именно в одном из таких снов вы, Иван, жаловались мне на последний поход.

– Я припоминаю, но я ведь спал! Как такое возможно, чтобы и вы!..

– А! Слышишь, Пимский, а ведь в его снах о двадцатом и ты бываешь.

– Что из того?

– Так вы, дюк, помните, что я вам говорил об этом дурном «походе»? – спросил Иван.

– Слово в слово.

– И вы знаете, в чём дело?

Разбой сейчас был вполне уверен, что дюк всё знает, ведь недаром, в Морскую войну, он проник в магическую пирамиду ацтеков. Ему теперь, быть может, и не такие тайны открыты.

Но Глебуардус ничего пока объяснять не стал.

– Сны о двадцатом веке прошу считать данностью и не строить гипотез. Что же до «последнего похода», то это сюжет из романа Верова. Но не этого, – Глебуардус кивнул на двухтомник, который Пимский уже оставил в покое, положив на стол, – а того, что живет в именно что двадцатом столетии, мире наших снов. Как события из его романа смогли вам присниться, не ведаю. Но теперь у нас имеется это, – он вновь кивнул на книги. – Попробуем извлечь из них максимум полезного. Ну-ка, дай-ка полюбопытствую, – и Глебуардус взял со стола книгу. – Та-ак-с. Роман «Лес зачарованный». Посмотрим…

– Можно? – спросил Иван Разбой, потянувшись к столику, и, взяв другой том, принялся его листать.

Пимский сидел и смотрел в потолок. Он чувствовал слабость и думал, не подремать ли ему.