Теперь Грегор знал, что в печенье, рецепт которого вряд ли изменился за пару дюжин лет, нет ничего особенного, зато подогретое вино, сдобренное специями и слегка разбавленное медовой водой, это истинный эликсир для утомленного лекцией горла. Шамьет, обожаемый в Академии и вошедший в огромную моду при дворе, он пытался оценить, но искренне не понимал, почему все так его нахваливают. Либо горькая гадость, если без меда, либо сладкая – если с оным. Эддерли, напротив, шамьет обожал, и по его распоряжению в комнату преподавателей на каждой перемене подавали кувшин горячего свежесваренного напитка и легкие закуски. Вот как сейчас, между третьим уроком и четвертым, когда до обеда еще далеко, но легкий завтрак уже успел забыться.

– И все-таки, Грегор, – мягко, но настойчиво гнул свою линию магистр, – подумайте над моим предложением. Коллеги-некроманты вас уважают, адепты от вас без ума. Мой собственный сын влюблен в вашу манеру преподавания со всей пылкостью юности. «Вороны Бастельеро» – слышали уже? Особый спецкурс лорда Бастельеро зовет себя в вашу честь, и это уже разлетелось по всей Академии.

– Детские глупости, – буркнул Грегор, пряча взгляд в чашку с дымящимся напитком. – Мальчишки в этом возрасте излишне романтичны.

И все-таки на сердце снова стало теплее, причем совсем не от горячего вина с медом. Когда лучшие юные маги факультета восхищаются тобой и выбирают в качестве знака твой герб, это… Ну, не льстит, конечно, но безусловно приятно. Наверное, ради этого и идут в преподаватели? Признание того, что можешь повести кого-то за собой не только на войне, но в мирное время. Дар передать то, что знаешь и умеешь, воспитать в мальчишках то, что считаешь основой характера. И когда-нибудь новая основа Ордена будет смотреть на мир твоими глазами…

– Мальчишки – да, – задумчиво согласился Эддерли. – Саймон только возрастом приближается к совершеннолетию, нравом он еще совсем ребенок. Однако ими предводительствует Дарра Аранвен, а этот юноша далеко пойдет. Ангус готовит из него своего преемника, и я давно заметил, что юный Дарра никогда и ничего не делает необдуманно. Но сейчас он тоже кажется весьма воодушевленным. Во всяком случае, затея с перьями принадлежит именно ему.

– Перья? – спросил Грегор, чувствуя, что разговор начинает его смущать.

– О, Грегор, вы невнимательны, – усмехнулся Эддерли. – Присмотритесь же к своим адептам! Они уже второй день носят в прическах серебряные шпильки в виде перьев. Вороньих, если вы вдруг усомнитесь. Черненое серебро из лучшей ювелирной мастерской Дорвенны, заказанное лично Даррой Аранвеном. Вы и в самом деле не видели? С кем-то другим я бы в это ни за что не поверил, но на вас это так похоже!

Грегор и в самом деле смутно вспомнил, что на последнем занятии особого курса заметил в прическе Ревенгар какую-то странную безделушку, ничуть не помогающую девчонке удерживать в порядке непослушные рыжие кудри. Те все равно норовили выбиться из кос и окружить лицо хозяйки огненно-золотым ореолом. Ревенгар, надо отдать ей должное, с норовистыми завитками честно сражалась, но обычным орудием в этой неравной борьбе ей служили широкие ленты, а шпилька… Разве вот это удержишь шпилькой? Все равно что ее любимое умертвие посадить на поводок из одной нитки. Присматриваться к юношам ему как-то в голову не приходило. А теперь… Вот как на это все прикажете отозваться? Отчитать и запретить? Промолчать и сделать вид, что не заметил?

– Это дети, Грегор, – хмыкнул Эддерли, явно насквозь видевший его размышления. – Они обожают учителей больше, чем родителей, потому что мы, как умелые садовники, растим не только их разум, но и душу. И выражают это обожание по-своему. Главное, будьте осторожны. Они возведут вас на пьедестал, и вы останетесь там ровно до тех пор, пока не разочаруете их чем-то. Но стоит вам это сделать – и возмущение их будет столь же сильным, как до этого любовь. Ученики охотно прощают наставников, которые им безразличны, но от своих кумиров требуют безупречности.