Из коридора мы вышли в просторный зал, увешанный портретами различных дворян, чьи лица мне были незнакомы, но стоило моему взгляду дойти до двух самых крупных картин, как я почувствовала вставший в горле ком. Из-под полупрозрачной белой вуали, что прикрывала самый верх полотна, на меня смотрела мама. Молодая, как на черно-белых фотографиях из ее студенческой юности, коронованная, в роскошном платье, сверкающая драгоценностями даже с картины. Я подошла ближе, не отводя взгляда от портрета. Магия в этом виновата или художник был настолько мастером, но мне казалось, что она смотрела на меня своими мудрыми, добрыми глазами, словно бы упрашивая быть добрее к человеку, чей портрет висел по левую сторону. Это лицо я тоже знала, хоть мне и потребовалось какое-то время, чтобы вытащить его из памяти. Фотографий отца было немного, и на большинстве он был с бородой, пусть не длинной, но порядочно меняющей его облик. А на портрете рядом он был чисто выбрит, с уложенными под корону-обруч волосами, и его глаза так же, как глаза матери, будто следили за мной, строго вопрошая, что же достойного я совершила в недавнее время…

Служанка молчала, не решаясь прервать мой молчаливый диалог с портретами. А я рассматривала своих-чужих родителей, горько дивясь тому, в какие жестокие игры с нами, мной и моей предшественницей, играет судьба. Мы обе потеряли когда-то тех, кто был нам близок, и обретем их только в обмен на новую потерю. Думала ли принцесса об этом, когда просила помощи через отражение? Просила ли она вообще этой помощи или все – случайное стечение обстоятельств?