– Филипп, откуда ты знаешь нашего гостя? – немедленно поинтересовалась мама.

– Это мой коллега по сериалу, – ответил ей Филипп (врать маме на прямой вопрос он никак не мог).

Тема сериала для собравшихся была своего рода табу, наравне с политикой, религией и деньгами, поэтому все вмиг поскучнели. Мама же перевела взгляд на Алекса и с обманчивой благожелательностью спросила:

– Зачем же понадобилось это представление? – От актеров она была еще в меньшем восторге, чем от полицейских.

Перси в дурашливо-покаянном жесте вздернул руки:

– Это была моя идея, я просто хотел немного вас разыграть. Что бы вы, так сказать, прочувствовали, услышали в красках, как непроста наша работа.

– Мы и так безмерно уважаем ваш труд, – произнесла мама с едва заметной иронией.

– Значит, вы не из Большого яблока? – с ощутимым разочарованием спросила Роза.

– Нет, я из Москвы, – отозвался Алекс уже на чистом английском. Собравшиеся поскучнели еще больше. Только миссис Сноудон постаралась сохранить любезный тон:

– Как бы то ни было, мы стараемся ко всем относиться без предубеждения, несмотря ни на какую политическую ситуацию.

– По-моему, эту ситуацию раскачивают специально, – вступил в разговор Кристофер.

Алекс глянул на него и спросил:

– Откуда у вас ссадина на щеке?

Мама Фила иронично подняла бровь. Как-то не принято было обсуждать за столом подобные вещи.

– Ниоткуда, – после неловкой паузы ответил Кристофер. – Я неудачно упал.

– Похоже на след ногтей. Будь я психологом, заподозрил бы в вашей с невестой паре классический тоннель, – заметил Алекс, – в данный момент на этапе манипуляций.

– Что, пардон? – переспросила Роза.

– Это прием, который заключается в том, что человека постепенно вводят в жесткий сценарий и постоянно добавляют ограничения. Закрепляют за ним роль, принуждают отказаться от части интересов, пытаются стереть некоторые его черты, манипулируют им, чтобы продлить игру, и все это в итоге приводит к полному параличу воли.

– И во всем этом вы обвиняете моего жениха? – холодно уточнила Роза.

– Что вы, – возразил Александер, – как я могу обвинять вашего жениха? Я вас имел в виду. В гипотетическом смысле, конечно, ведь я же не психолог, – с безмятежной улыбкой добавил он. И поднялся из-за стола: – Я, пожалуй, пойду. Хотя вы и отличная публика, но у меня сегодня еще пара мероприятий.

– Постойте, а песня? – вдруг громко спросила Селеста. Ей недавно исполнился двадцать один год, и она вовсю запудривала свои веснушки и старалась держаться солидно, хотя не всегда получалось. На ней, как и на Мадлен, было платье макси, но с цветочной вышивкой. – Перси сказал, что вы споете под гитару «Отель Калифорния», потому что вы американец и потому что Роза любит кантри-рок…

– Тихо ты, – шепнул ей Перси, но было поздно.

– Точно, – Алекс хлопнул себя по лбу, – а я чувствую – что-то забыл.

Он внимательно осмотрелся, как будто запоминая детали сцены для создания нужной атмосферы, и Филипп тоже машинально огляделся, хотя знал тут буквально каждый дюйм.

Стены были белыми, а карниз декорирован изображением сцен охоты. На окнах висели светлые занавески с желтыми цветочками, на полу раскинулся персидский ковер. Стулья и диван были покрыты тоже цветочным ситцем, а на викторианских креслах красовались алые плюшевые сиденья. У газового камина между креслами девятнадцатого века выглядывал мягкий столик. На стене рядом с черно-белыми картинами висело круглое винтажное зеркало. Да и вообще в целом в гостиной – никакой недорогой новой мебели, только старина, передаваемая по наследству.

Конечно, никакую «Калифорнию» Александр петь не стал, а затянул куплеты из какого-то иностранного романса. В процессе он откупорил бутылку выдержанного красного вина из бара Перси, налил себе в хрустальный бокал, выпил, проникновенно обращаясь к Филиппу и фамильярно хлопнув его по плечу, исполнил с Селестой элементы танца, хоть и не вприсядку: несколько раз закрутил ее и выполнил поддержку, а потом, усадив ее на место, бросил бокал через плечо, к вящему удовольствию бабули. Несколько красных капель при этом сорвалось на его белую рубашку.