– И все? – с подозрением спросил Филипп.
– И все, – она многообещающе улыбнулась и вдруг тут же на месте закрутила фуэте – просто так, без музыки. То есть музыка, наверно, где-то звучала, просто Филипп не слышал.
Он смотрел во все глаза: три, четыре… двадцать девять, тридцать… Она в прямом смысле отрывалась от земли. На счете тридцать ее бежевые носки как будто уже не касались пола.
– Браво, – сказал Филипп, когда она, присев, легко поклонилась.
– И лучше надеть обувь с каблуками, чтобы отталкиваться при кружении. Главное – держать баланс.
– Думаю, тут я необучаем.
– Никто еще ничему не научился, просто глядя на экран, – заметила она.
– Что же делать? – растерянно спросил Филипп.
– Только практика! Человечество за века не придумало ничего лучше.
Она первая протянула ему руку, как будто не замечая его изъяна. Из ноутбука доносились уже звуки вальса, и какие-то леди и джентльмены в старинных нарядах кружились по комнате, освещенной свечами, и, кажется, не знали слов «устать», «упасть» и «наступить на ногу».
– Я не могу, – покачал головой Фил, – видите ли, я…
– Слушайте музыку, отдайтесь стихии танца, почувствуйте свое тело, – говорила она вдохновленно. – Когда вы плывете или любите женщину, вы же не заморачиваетесь со счетом раз-два-три!
– Признаться, я асексуал, – вырвалось у Филиппа. Ее глаза осветились улыбкой, но тут же она посерьезнела.
– Так, что тут у нас, – она положила ладонь ему на грудь. – Ага, властная мама, школа, одиночество, травмы… Ну, при таком раскладе еще хорошо, что вы не стали маньяком из подворотни… О, сколько же у вас тут защит!
– Откуда вы знаете про маму? – спросил сбитый с толку Филипп.
– Я дополнительно училась на психолога, – сообщила она. – Да и у вас все на лбу написано. Ну же, сделайте шаг!
Фил, машинально шагнув к ней, неловко наступил ей на ногу, она оступилась, и они, не успев удержать равновесие, вместе упали на пол. Точнее, на книжную кучу. Книги теперь были повсюду – тонкие, толстые, старые, новые, и Филиппу даже показалось, что мелькнула одна под названием «Романтическая история танца».
– О, как неловко, – она оказалась сверху. И не успел Фил извиниться, добавила неуловимо изменившимся голосом: – На книгах так необычно.
Под ее взглядом Филипп почувствовал себя раздетым.
– Но я же г-говорю, – он даже начал заикаться. Они ведь не подписали никакого листка о согласии, и теперь, если вдруг дойдет до разбирательств, ему совершенно нечем будет прикрыться. – Я ас… асе… У меня ни разу ни с кем не получилось…
– У тебя просто женщины нормальной не было, – все тем же грудным голосом произнесла она и совсем уже тихо добавила: – Не переживай, это всего лишь тело.
И потом на некоторое время им стало не до слов.
После того как все случилось (два раза) Филипп впервые пожалел о том, что не курит. Сейчас бы сигарета-другая пригодилась, чтобы заполнить неловкую паузу.
Впрочем, женщина, кажется, никакой неловкости не ощущала. Она как раз одевалась, что-то негромко напевая на незнакомом языке.
– Я даже не знаю, как вас зовут, – заговорил, почему-то хрипло, Филипп.
– Элла, – она деловито протянула руку. – Агент Алекса.
– Но вы сказали, что вы психолог.
– Это по второму образованию, а по призванию агент, – она вгляделась в его лицо. – А вас я узнала, – сообщила она, – вы играли в Королевском придворном театре. Но, видимо, сильно гримировались, да? В жизни вы немного бледнее.
Сложно выглядеть ярко, когда от природы тебе достались белесые волосы и ресницы, светло-серые глаза и склонная к веснушкам кожа, подумал Филипп. На экране и сцене он выглядел лучше, чем в жизни: нужный ракурс плюс грим выгодно подчеркивал тонкие черты. Он сказал: