– Где же я найду в поезде священника? – испугалась Евпраксия и заплакала.

Дети тоже зарыдали, но Павлик, пересилив себя, взял мокрый белый платок и приложил к потному лбу отца. Он сильно потел от высокой температуры, тяжело дышал, задыхался и вновь потерял сознание. Евпраксия и дети хлопотали возле него, пытаясь помочь: прикладывали мокрый платок к голове больного, но всё было безрезультатно.

– Мама, сходи, поищи врача, – сдерживаясь от слёз, сказал Павлик.

– Как я оставлю вас…, – всхлипывая, проговорила мать. – Ладно, пройдусь по вагону…

Мать ушла, а дети остались и не отводили глаз от отца. Глеб уткнулся головой в его ноги, прикрытые одеялом, и причитал плаксивым голосом:

– Папа не умирай, я не хочу, чтобы ты умирал…

Николай Николаевич и до этого имел бледный болезненный вид, но теперь он стал совсем не узнаваемый: лицо, заросшее щетиной, приобрело зеленоватый оттенок, как у покойника, и появились опухшие мешки под глазами. Вскоре Евпраксия вернулась с какой-то женщиной в чёрном платке, похожей на монашку.

Входя в купе, монашка тихо проговорила:

– Надо надеяться на милость божию.

Затем она начала не громко читать молитву, шевеля своим беззубым ртом. Николай Николаевич очнулся и, увидев женщину в чёрном платке, произнёс:

– Я очень виноват перед ними, – он с усилием указал пальцем на жену и детей.

– Не надо, ничего не говори, – с ужасом в глазах прокричала Евпраксия. – Лежи тихо, Коленька, береги силы, ты не умрёшь, всё будет хорошо!

– Умру, мне очень плохо. Прости, Планечка, что бросаю тебя одну с детьми… Ты молодая. Найди, хорошего отца для детей… Монашка закончила длинную молитву «за здравие», и, сложив руки на груди, продолжала стоять, склонив голову. Евпраксия всё поняла и сунула ей в руки трёхрублёвую ассигнацию. После этого монашка торопливо удалилась.

Поезд, в котором ехали Сержпинские, приближался к Ярославлю. Находясь в бреду, Николай Николаевич вдруг затих. Жена предположила, что он уснул, но дыхания было не слышно. Тогда Евпраксия решила проверить пульс и испуганно, обращаясь к детям, сказала: «Отец умер».

Осознав, что произошло, они все трое долго рыдали. Наконец, измучавшись от слёз, начали думать, что делать. Мать напомнила Павлику и Глебу, что в уездном городе Данилове, который находится за Ярославлем по пути в Вологду, живёт её родная сестра Валентина. Она была замужем за Григорием Воденковым, и они имели в Данилове мясную лавку.

Поезд в Ярославле стоял долго, и Евпраксия успела дать телеграмму в Вологду, о том, что умер муж и приехать не может, а затем телеграфировала в Данилов, чтобы встречали её с покойником. От Ярославля до Данилова ехали около пяти часов. Железнодорожная колея была одна, поэтому поезд долго ждал на станциях-разъездах, чтобы не столкнуться со встречным поездом.

Пока ехали до Данилова, Евпраксия и дети молчали. Евпраксия переживала, как её встретит сестра? Получила ли она телеграмму о том, что в дороге умер Коля? Сомнений и тревог было много: надо где-то похоронить мужа, достойно, по христианским обычаям, с отпеванием в церкви. Временами ей казалось, что, Коля не умер, а лежит без сознания, но в очередной раз, проверив пульс, она убеждалась, что он отошёл в мир иной. Для убедительности, она даже подставила к его рту зеркальце, но оно не запотело. Его лицо приняло спокойное выражение, словно он спит. Евпраксия стала вслух с ним разговаривать плаксивым голосом:

– Почему ты, Коля, не берёг себя, сидел на сквозняке у окна? Хотя я тебя ругала за это, а ты меня не послушался.

Дети были рядом и, после слов матери, вновь зарыдали. Она и сама не удержалась и громко завыла, каким-то не своим голосом.