– Как прошли тренировки? – спросил Фаолан несколько минут спустя.

Дружеская болтовня, да неужто? Прежняя я пришла бы в восторг от такого внимания, но двадцатичетырехлетняя я просто… насторожилась. Я ему не нравилась, мы оба это знали. Его заставили проводить со мной время в рамках программы наставничества. «Внук Луга исполняет свой долг по отношению к бедным и обездоленным». Как только он смог навсегда выйти за двери приюта, он это сделал.

Рябинник отвернулся от меня во время последнего испытания. Брес замкнулся в себе, когда мы с ним в последний раз разговаривали. Тысячелистник… ну, я вообще не собиралась думать об этой жабьей заднице. Я не знала, кому могу доверять, кроме Гиацинты. А может, просто понимала, что только ей и можно доверять, и хотела, чтобы все было по-другому.

– Тренировки были прекрасными. – Я сделала глубокий вдох. – Тяжелыми. Это было тяжело.

Мы были дворнягами и полукровками нашего мира. Как и другие, более чистокровные фейри, Фаолан тренировался при Неблагом дворе после того, как его распределили. Но начинал учебу он при Благом дворе. И там и там он тренировался с лучшими из лучших, поэтому мог стать всем, кем хотел. Знаете, это как у людей у морских пехотинцев – у них нет шанса погибнуть во время тренировки.

В неловком молчании мы дошли до четкой границы зачарованного леса Благих. Здесь как будто великан ткнул пальцем в землю и прочертил глубокую борозду. На нашей стороне зелень была густой, живой, пышной и яркой, как в диких джунглях. С другой стороны борозды бесплодная равнина простиралась вплоть до южной оконечности Унимака.

Зима все еще сжимала в тисках часть острова, на которой жили люди, хоть и близилась к концу. Я шагнула через борозду, и температура сразу упала градусов на тридцать. Ветер завывал и бил мне в лицо, оно в считаные секунды онемело.

Я вытянула красную нить магии глубоко из-под земли, чтобы согреться, и меня окутало тепло. Отзываясь на благую магию, мох покрыл камни под ногами.

С улыбкой поблагодарив про себя красную энергию, я зашагала по равнине, прямо на юг, к группе скал.

Фаолан за мной не последовал. Не многие фейри добровольно пересекали границу. Здешняя пустота вызывала у них отвращение, они считали, что она более мертва, чем люди, погребенные под землей. Там, посреди равнины, стоял инуксук – камни, сложенные в грубую фигуру человека. Здесь, рядом с нашими предками, была похоронена моя мать.

Я присела на корточки у подножия инуксука и вытащила из сумки цветы. Слегка помятые, они все еще резко контрастировали со здешними тускло-коричневыми красками.

– Привет, мам, – прошептала я.

Ветер унес мои слова прочь.

Она умерла вскоре после того, как я провалилась под лед. Однажды утром я проснулась и увидела, что она спит в кресле у потухшего очага.

Я закрыла глаза, стараясь изгнать из памяти те мгновения. Как я прикоснулась к ее холодной руке. Похлопала ее по холодной щеке. Свернулась калачиком у нее на коленях и выбила кружку из ее жесткой руки. Съежилась при виде того, какой я устроила беспорядок, все еще думая, что мама проснется.

Только отчаянно проголодавшись, я заставила себя уйти из дома: натянула всю свою верхнюю одежду и отправилась в теплое место, где жили красивые люди. Только став старше, я осознала, как странно жить там, где нет других людей. Осознала, что всегда были только я и мама. А потом не стало и ее.

Это Фаолан нашел меня тогда на краю границы. Он отвел меня в приют, держа за руку, мягко разговаривая со мной. Как будто ему было на меня не наплевать.

С трудом сглотнув, я попыталась сдержать слезы, потому что чувствовала, как взгляд Фаолана прожигает мне спину. Напрасные попытки.