Любовь – это относительно устойчивое сексуальное влечение к конкретному индивиду, наделяемому статусом уникальности. Именно осознание уникальности объекта четко отделяет любовь от физиологического по своей природе влечения. Для Э. Фромма любовь – «это стремление к полному слиянию, единению с единственным другим человеком. По своей природе она исключительна» [Фромм, 2004: 124]. Категория «любовь» объединяет большое количество разнообразных форм эротического влечения. Канадский психолог Джон Ли [Lee, 1973] предложил часто цитируемую и по сей день классификацию любви, выделив целый ряд идеальных типов: страстная, гедонистическая, любовь-дружба, рассудочная, любовь-мания, любовь-самоотдача. Минусом этой классификации является одновременное использование разных оснований для выделения идеальных типов.


Энергия одиночества. Абрахам Маслоу на втором уровне пирамиды потребностей поставил потребность в безопасности, подразумевая не только безопасность в узком смысле этого слова, но и стабильность, защиту, свободу от страха, тревоги и хаоса [Маслоу, 1999: 81–82]. Даже в современном мире немало обществ или просто районов, улиц, где женщинам небезопасно находиться без мужского сопровождения, в ряде культур это даже считается неприличным и недопустимым. Таким образом, за бегством от одиночества может стоять и базовая потребность в безопасности.

Кроме того, человек – социальное существо. Люди всегда жили в коллективах того или иного масштаба, социальность – часть человеческой природы, одна из насущных жизненных потребностей. Как отмечал А. Маслоу, на новом витке мотивационной спирали, когда удовлетворены базовые физиологические потребности и обеспечена безопасность, «человек как никогда остро начинает ощущать нехватку друзей, отсутствие любимого, жены или детей»; он «терзаем чувством одиночества, болезненно переживает свою отверженность» [Маслоу, 1999: 86–87]. Одиночество болезненно, а то и мучительно, поэтому камера-одиночка используется как форма цивилизованной пытки.

Слово «одиночество» понятно почти всем, но в то же время оно ускользает от попыток дать ему четкое и принимаемое всеми определение. «Одиночество – слово, имеющее многочисленные значения и еще большее число интерпретаций» [Покровский, Иванченко, 2008: 1]. Его содержание определяется не только используемой исследовательской оптикой, но и конкретными ситуациями, отражаемыми в нем. Часто одиночество трактуется как болезненно переживаемый дефицит интимности.

Человек убегает от одиночества в разных направлениях: в толпу, трудовые коллективы, аудиторию театра и кино, СМИ, дружбу. 65 % опрошенных россиян считают, что отсутствие семьи и детей часто заставляет людей чувствовать себя одинокими. Одиночество среди семейных людей отметили только 6 % респондентов[7]. Создание интимной пары – разновидность такого бегства. Демонстрация одиночества как осознанного выбора часто является формой рационализации сложившегося положения: оно обосновывается в убедительных для окружающих и самого человека рациональных терминах.

В то же время, как утверждает экзистенциальная философия, одиночество не сводится к переживанию ситуативной изоляции. Это способ бытия человека («Я»). Хосе Ортега-и-Гассет пишет об «одиночестве-неслиянности», и в этом качестве оно непреодолимо. «Человеческая жизнь, – утверждает он, – в силу своей неотчуждаемости по сути есть изначальное одиночество» [Ортега-и-Гассет, 1991: 262]. Человек не может передать свое «Я» другому, не может слиться с другим «Я», не может смотреть на мир с чужой колокольни, полностью совпадающей с его точкой наблюдения мира. Люди обречены в лучшем случае на недопонимание, а в худшем – на полное непонимание друг друга.