– Вы напрасно иронизируете, – совершенно серьезно ответил Денис. – На самом деле у меня нет никаких фактов или доказательств должностного преступления.

– Тогда что же?

– Представьте себе, что тридцатидвухлетняя женщина внезапно узнает о том, что у нее есть сестра-близнец. По документам они обе родились в вашем роддоме в один и тот же день. Но по тем же документам у них разные матери.

– И эти женщины... близнецы... больше тридцати лет не знали друг о друге?

– Вот именно.

– Но тогда нужно призвать к ответу их матерей!

– К несчастью, ни той, ни другой матери уже нет в живых.

– А папаши?

– С папашами вообще полная неясность.

– С ума сойти можно! И вы пришли ко мне, надеясь, что если я во всем этом участвовала, то просто так вот возьму и все вам расскажу?

– Честно говоря, я ни на что не надеялся. Просто хотел поговорить по душам. Возможно, вы могли бы что-то вспомнить. Дело в том, что одной из мамаш была американка.

– Ну и что с того?

– Я думал, иностранная гражданка в советском роддоме в шестьдесят седьмом году – вещь нетривиальная. Может быть, вы бы вспомнили. Вы – или кто-то из персонала, с кем вы поддерживаете отношения.

– Я ни с кем не поддерживаю отношений, это раз. А во-вторых, иностранка именно в нашем роддоме не вызвала бы ни у кого особого удивления.

– Почему?

– А вы хоть знаете, что у нас был за роддом?

– Нет, – сказал Денис. Он злился на себя за то, что упустил инициативу в разговоре и Софья Полевая вела себя с ним совсем уж как с мальчишкой.

– У нас было специальное отделение для высокопоставленных рожениц.

– Управленческий аппарат и все такое?

– Ну да. К нам привозили и обычных женщин, что называется, с улицы, и рожениц особой категории. Ваша иностранка вполне могла попасть в особую категорию, и никто бы не удивился, я вас уверяю.

– К сожалению, медицинские карты уже давно уничтожены.

– Чего же вы хотите? Прошло тридцать два года, уже и власть переменилась!

– А что такого особого делалось для этой особой категории?

– Масса совершенно банальных льгот и удобств. Во-первых, за такими женщинами приезжала наша специальная «неотложка». После родов их отвозили на третий этаж, где только одноместные палаты. С холодильниками и телевизорами. В-третьих, у них было усиленное питание. С фруктами, соками и так далее. Ну, и лучшие лекарства. Допустим, обычным женщинам для профилактики мастита раздавали зеленку, а на третьем этаже на каждом столике стояли баллончики с дорогим немецким препаратом.

– А рожали они тоже не так, как простые смертные?

– Да нет, как раз точно так же. Предродовая, родовая – все самое обычное. Заботой их окружали потом.

– Софья Аркадьевна, – Денис в упор посмотрел на задумавшуюся хозяйку, – а вы способны придумать схему, по которой одного из близнецов можно было бы отдать совершенно другой женщине?

Полевая усмехнулась:

– Я могу придумать десяток таких схем. Все зависит от того, кто из персонала был в этом замешан.

– А персонал точно был замешан?

– Безусловно. Иначе как вы представляете себе ход событий? – Старушка помолчала, потом поднялась и сказала: – Знаете что? Единственное, чем я могу вам помочь, так это написать имена тех, кто работал примерно в то время, которое вас интересует. Конечно, нянечек и акушерок я вряд ли вспомню всех до одной, но тем не менее... И вот еще что, молодой человек. Если будете с кем-то из них встречаться, не заливайте про репортаж о лучших работниках прошлых лет. Это неактуально.

В тот день Энди Торвил отпустил своего помощника пораньше, чтобы тот подчистил наконец хвосты по текущим делам. Дома Том работал продуктивнее и не имело смысла держать его в приемной вместо секретарши, которая на прошлой неделе благополучно вышла замуж. А стоит ли нанимать новую, если он сам еще не решил окончательно, будет ли продолжать дело или закроет агентство. Раздумывая о своем неясном будущем, Торвил закинул руки за голову и прикрыл глаза. У него наконец-то есть деньги, так что не надо думать о хлебе насущном. И если заниматься сыском и дальше, то только из любви к искусству.