А ведь его впечатления за день не исчерпывались тем, что ему поставляли заимствованные у Андра органы чувств. Существовало еще нечто – неясное, неопределенное, будто он, Андрей, улавливал те сигналы, которые для Андра оставались за порогом сознательного восприятия. А сейчас Андр спит, мелькнула мысль. Его сознание спит, но не рецепторы!

Не колеблясь, с привычной уже легкостью Андрей отключился от своего тела, переливаясь в спящее сознание Андра, и принялся осторожно прощупывать поступавшие в мозг сигналы, отбрасывая знакомое и привычное, выбирая странное, тревожащее. И, отыскав это, сконцентрировался на нем. Полностью.

Ощущение было жутковатым. Андрей будто передвигался в какой-то неоднородной субстанции, то заряженной – и тогда он передвигался сквозь нее с легкостью мысли, а то вдруг снова он погружался в вязкое мерцание и неумолчный гул, из переплетения которых иногда возникали мгновенные сцены, звучали обрывки фраз. Он пытался задержаться, вникнуть, но накатывала чувственная волна, тяжелая и радужная, и накрывала все собой. Смысл терялся, и Андрея относило в сторону, будто здесь существовали течения, подчинявшиеся запутанным, непостижимым законам…

И вдруг этот странный мир покорежило, смяло, разорвало в клочья и закружило в чудовищном смерче. Андрей услышал, всем существом ощутил, властный зов и неохотно подчинился.

«Ну и где тебя носило?» – спросил Андр недовольно.

«Сойди с пьедестала, парень! – немедленно окрысился Андрей. – Пока не скинули».

«Опять ты за свое! – покривился Андр. – Мы же договорились».

«Ладно, зачем звал?»

Когда они оставались наедине, то есть когда глаза у обоих были закрыты, у Андрея появлялось стойкое ощущение, будто они находятся друг против друга в сумрачной просторной комнате… или скорее тоннеле, потому что он видел только боковые стены, а другие две терялись в зыбком тумане. И с каждым днем обстановка странного помещения и жесткий облик собеседника проступали все четче.

«Я ведь просил меня подстраховать, – сдержанно сказал Андр. – В конце концов, сейчас это не опасно».

«Чего ты хочешь? – вспыхнув, потребовал Андрей. – Ну говори, я слушаю!»

«Спать».

«Сейчас я тебе спою».

«Лучше посторожи».

«По-твоему, мне больше делать нечего?»

«По-моему, нечего».

«А по-моему, ты много на себя берешь. Между прочим, я ведь „слышу“ не только тебя».

«На здоровье! Только причем здесь наша цель?»

«Бедняга! – с сожалением сказал Андрей. – Тебя испортила среда, ты разучился мыслить широко. Ну подумай, мы ведь направляемся за сведениями, верно? А кто нам мешает добывать их прямо из мозгов?»

«Из мозгов однодневок?»

«Да ничего они не забыли! Просто не могут вспомнить. Во сне они нормальны, но, просыпаясь, утрачивают прошлое – как сон. Каждое утро они умирают, день за днем…»

«Как трогательно!»

«Вот те на! А разве тебе их не жаль?»

«Этот режим вырос на их глупости и трусости. Им некого винить, кроме себя».

«Так ты не любишь людей? – заинтересовался Андрей. – За что же ты дерешься?»

«Любят достойных, – сказал Андр. – Ладно, если настаиваешь, попробуем оба пути. Только будь уж так любезен, соратник Андрей, занимайся своими исследованиями не в ущерб основному».

«Осталось выяснить, что здесь основное, – проворчал Андрей удовлетворенно. – Ладно уж, спи! Подстрахую».

Фигура двойника растворилась в сумраке тоннеля, и Андрей остался один. Отдадим боевику должное, подумал Андрей, он разговаривал со мной мягче, чем я заслуживал. Поежившись, Андрей открыл глаза-окна, и обстановку, стены, все помещение смыло бледным внешним светом.

Андрей вступил во владение телом, временно оставленным двойником.