Услышав на дворе топот копыт и возбужденные голоса, Быстрорукий выскочил из комнаты. Чжоу поспешил следом, сделав Цину знак остаться.

Вернулись они быстро. Увидев их мрачные, хмурые лица, Цин понял: русских не поймали.

– Как сквозь землю провалились, – проверяя маузер, сердито объяснил бывший полицейский. – Обыскали все дороги, сожгли заросли кукурузы, но их нигде нет.

– Ты хочешь отправиться к железной дороге прямо сейчас?

– Да. Зачем терять время? Два десятка ли[4] – расстояние немалое, а лошадей у нас на всех не хватит. Многим придется идти пешком. Да еще надо найти подходящее место для засады. До рассвета едва управимся.

– Посади на каждую лошадь по два человека, – посоветовал Цин.

– Это ничего не даст, – отмахнулся Жао. – Кроме того, я хочу, чтобы кони были свежими на непредвиденный случай.

«Если они у железной дороги наткнутся на контрзасаду и дело обернется худо, он просто бросит отряд, – понял Цин, – но обязательно вернется сюда за пленным. Что ж, по крайней мере мне не придется сидеть здесь до бесконечности и томиться неизвестностью…»

Бывший полицейский достал ключ и разомкнул кольцо стального браслета, прикрепленного к вбитой в стену скобе.

– Иди сюда, – позвал он Цина и, когда тот подошел, защелкнул браслет на его запястье. – Вот так! Правая клешня у нашего друга немного помята, поэтому можешь ничего не опасаться. Жди нас.

Вошел Чжоу, собрал оставшееся в комнате оружие и вытащил из-за пояса Цина револьвер.

– Он тебе не понадобится.

Хлопнула дверь, щелкнул закрывшийся замок. А Цин обреченно вздохнул и потянул за собой Фына к топчану: не торчать же у порога? Ночь такая долгая, не мешает вздремнуть. Но… Как улечься спать, если к нему прикован узник? Проклятый Жао, только в его мозгу могла родиться такая коварная идея – не дать караульному ни минуты покоя до своего возвращения. Вот почему он сковал их одной цепью! Опасаясь бандита, Цин ни на миг не сомкнет глаз и волей-неволей превратится в недремлющего стража!

Фын вздохнул покорно и уселся рядом со своим охранником, радуясь передышке. Вскоре он уронил голову на грудь и задремал, посапывая и нервно вздрагивая во сне. Измученный Цин уставился невидящим взглядом на огонек керосиновой лампы. Казалось, стальной браслет с каждой минутой все сильнее и сильнее давил на запястье. Впереди долгие часы до рассвета и мучительное, выматывающее душу ожидание возвращения Жао.

Хорошо, если удастся поймать беглецов, а если нет? Что делать тогда? Ехать в Шанхай искать старого Вока? Но как искать? Не станешь же бегать по огромному городу и спрашивать у каждого встречного… Впрочем, об этом пусть болит голова у Быстрорукого.

Усталость и выпитое вино незаметно взяли свое: Цин тоже заснул. Ему показалось, что он закрыл глаза всего на несколько секунд, но, когда открыл их, за окном уже разлился серый рассветный сумрак, а керосиновая лампа чадила и мигала, готовая вот-вот потухнуть. Испуганно обернувшись к пленнику, он с облегчением удостоверился, что тот все еще спит, приоткрыв спекшиеся губы и привалившись спиной к стене. Забыв про сковывавшую их цепь, Цин потянулся за сигаретами и спичками. Разбуженный резкой болью в запястье, Фын проснулся, зашелся натужным кашлем, а потом робко попросил:

– Дай закурить.

Ай Цин дал ему сигарету и поднес зажженную спичку. Морщась и кривя рот, бандит прикурил, затянулся. К потолку поплыла сизая струйка дыма.

– Уже утро, – пробормотал он, поглядев на посветлевшее окно.

Ай Цин не ответил. Зачем вступать в разговоры с пленником? Но тут ему в голову пришла мысль: а если его подопечный попросится по нужде? Или сам захочешь? Что же тогда – загадить комнату или найти пустую посудину?.. Выйти нельзя – они заперты снаружи, и даже часовой, которого Жао поставил около дома, не откроет двери, поскольку у него нет ключа.