Вернулся домой я понурый. Было от чего грустить: тайна комнаты так и не разгадана, слова соседки только больше напугали меня, а вот жена на это заявила следующее:

– Если мы не может оградить себя от проникновения в комнату, нужно просто заблокировать в нее вход.

Так и поступили: придвинули к двери платяной шкаф, отчего в коридоре стало совсем тесно. Но идея с платяным шкафом оказалась проигрышной. На следующее утро дверь появилась, так же слегка приоткрытая, но чуть в стороне от шкафа.

Запретить детям заходить в комнату было бы, наверное, лучшим выходом из тупиковой ситуации, но разве можно детям запретить то, к чему их так страстно тянет?

Обстановка в комнате менялась с неопределенным промежутком. Порой обстановка оставалась неизменной в течение недели, иногда смена происходила в течение дня несколько раз подряд, отчего наши страхи только росли. Когда наступила весна, нервы у жены не выдержали, и она объявила, что завтра мы съезжаем отсюда, пока временно, а там видно будет. Куда мы поедем, она пока не знала, но настрой у нее был очень решительный, что, конечно, сказалось на поведении девочек, которые никуда уезжать не собирались, а заявили, что будут играть в комнате, и у них есть собственные планы. Решение уехать было принято, хотя и не совсем единогласно, но следующим утром мы оказались вовсе не там, куда планировали попасть изначально.

Сейчас я вспоминаю то роковое утро и удивляюсь, насколько быстро происходили события. Вечерние сборы к отъезду проходили в спешке, но все равно пришлось лечь спасть поздно. Дети, проснувшиеся раньше нас, оповестили мир об очередном открытии. И это открытие как окрыляло, так и пугало. Дети кричали о море и солнце. Их желание наконец-то сбылось и после опостылевшей зимы к детям вернулось летнее настроение. Я это понял, когда вошел, вернее, вбежал в комнату.

И застыл на пороге от самого неожиданного вида, который когда-либо открывался в злополучной комнате. Удивлял не сам ее вид. Как раз комната и не представляла из себя ничего примечательного. Неизменный кованый сундук на прежнем месте и голые крашенные белые стены – вот и все спартанское убранство комнаты. Но она вся от пола до потолка была озарена светом тропического солнца. Солнечный свет вырывался из широкого панорамного окна, стеклянных дверей веранды, которые так и манили открыть их и бежать навстречу солнцу и море. Море было рядом. Оно шумно дышало, как бы с одобрением приглашая окунуться в свои лазурные воды, а затем, вырвавшись из них, расстелиться на белом песчаном пляже. Тропическая зелень дополняла палитру до рези отчетливыми красками мира. Этот мир казался более реальным, чем заснеженный и серый сибирский город. В нем была первобытная свежесть и природная сила, которая в нашем веке уже недоступна.

Сколько мы втроем стояли у широкого окна, я не помню. Кажется, прошла вечность. Но у вечности есть свой предел. И этим пределом был крик жены. Подобно смерчу она влетела в комнату и что-то кричала, вероятно, чтобы мы вернулись немедленно назад. Слышали мы ее? Ее крик казался таким жалким на фоне представшего перед нами вида моря и солнца. Но ее крик все же возымел свое действие. Дети, словно пружины, сорвались с места и слетели с веранды, как легкие воздушные шары. Вслед за ними сорвались и мы. Догнав их и взяв в охапку, сопротивляющихся я понес их назад в комнату. Но когда мы вернулись назад, случилось то, что мы неосознанно боялись. Когда в комнату ворвалась жена, дверь была открыта настежь. Теперь она была не просто закрытой.