Я вспомнил предупреждение Элис и отвернулся.

– Считаешь мои глаза нечеловеческими? – усмехнулся главный, словно прочёл мои мысли.

Я не ответил. Он схватил меня за волосы и повернул голову так, чтобы я видел его лицо.

– А какими по-твоему они должны быть, НАСТОЯЩИЕ человеческие глаза? – он смотрел на меня в упор, бесстрастным и жутким взглядом немигающих красных глаз с провалами чёрных зрачков. – Неужели похожими на твои: ярко-оранжевыми, с плоскими, как у кошек, зрачками?

Я не знал, что на это ответить. В словах суггеста таилась какая-то правота, глубокая, но недоступная для моего понимания.

– Мы не будем тебя пытать, нам некогда возиться с упрямцами. Ты умрёшь, если не укажешь дорогу. Умрёшь, не узнав главного: прав был или ошибался. И не вернёшься в тот мир, вернуться в который мечтает каждый из нас.

Элис забилась в конвульсиях и закричала, как обезумевшая. Я не мог разобрать её слов, всё что осталось в ней – это ненависть к суггестам. Она каталась по острым камням, не замечая боли, и выкрикивала проклятия. Она пыталась оборотиться, трансформировавшись в дрогга. Но путы стягивали её тело слишком туго, не позволяя раскрыться силам превращения. Она была всего лишь слабой самкой.

Один из суггестов наотмашь ударил её прикладом по голове, оборвав крик. Элис замерла, потеряв сознание. По волосам из раны на голове стекала кровь, унося её жизнь.

– Она больна непримиримостью, – поставил диагноз главный. – Ярость крови и многовековая ненависть отягощают ей сердце. Личность дрогга пересилила в ней человеческую. Она видит в нас левиургов, своих заклятых врагов, и совсем не видит людей.

Речи главного были преисполнены ЕРЕСЬЮ. Плохо понятными мне наветами, лживыми и смертельно опасными для людей и РОДА. Я не хотел его слушать, я противился всеми силами. Он стремился меня одурачить, запутать в словах, чтобы выведать главное. Сейчас я не думал о МАТЕРИ, не думал о РОДЕ, меня беспокоила только Элис. Я чувствовал неразрывную связь с этой женщиной, глубинную родовую общность. Я должен был спасти её, как сосуд для продолжения жизни, расплатившись за это любой, даже самой дорогой ценой. Эта ВОЛЯ и этот ЗОВ были выше меня и моих желаний. Крик ярости, боли и ненависти вырвался из моей груди.

– Элис… зачем ты убил её? Выродок!

– Её жизнь не имеет значения, – парировал главный холодно. – Ни её, ни твоя, ни любого из нас по-отдельности. Мы все ничтожны, как прах. Выживание вида, только это по-настоящему важно. Мы должны устранить помеху и мы её устраним, вне зависимости от количества жертв. Вы подвержены внушению МАТЕРИ, её слова для вас СВЯТЫ, они выше чем просто приказ. В них родовая преданность дрогга, и в них же обман. Попробуй на миг забыть что она внушила, попробуй задуматься и сразу освободишься. Вспомни, что было до Вспышки, что было НА САМОМ ДЕЛЕ. ВСПОМНИ!!!

И я вспомнил…

Я вспомнил большие светлые города. Нас людей, какими мы были «ДО», совсем не такими как стали «ПОСЛЕ» – по-звериному чуткими, по-волчьи жестокими и жаждущими крови враждебного рода. Вспомнил женщин, влекущих и пробуждающих страсть, красивых как феи из сказок, с которыми нас, мужчин, связывало нечто большее чем просто родство в семье. Мы любили женщин, а женщины любили нас. И от этой любви рождались дети. Детей рожали ВСЕ женщины, РОЖАЛИ ОНИ, А НЕ МАТЬ!

Слова главного звучали в моём мозгу. Я слышал не голос, а мысли и образы, благодаря способностям дрогга, появившимся после Вспышки.

«Мы не собираемся убивать МАТЬ, это бессмысленно. Мы убивали её много раз, но это не помогло. Инстинкт выживания предохраняет ваш род от гибели, наделяя одну из оставшихся в живых самок функциями МАТЕРИ. Но теперь мы изменили планы, потому что нашли выход устраивающий обе расы. Мы оплодотворим МАТЬ дроггов семенем левиургов и защитим, пока она не выносит потомство, ОБЩЕЕ ПОТОМСТВО. Тысячи и тысячи младенцев общих кровей появятся на свет, и вражда прекратится. Две расы объединятся в одну, нам нечего будет делить».