Я хотел, чтобы встало солнце, хотел сварить кофе, отправиться в лес и выследить вожделенного Джорджева оленя, хотел вернуться к плетению из бессмысленных мелких действий той циновки, которой все труднее становилось прикрывать полную сожалений яму, притягивающую взгляд бессонными ночами. Но солнце не торопилось. И пестрые кадры в голове продолжали сменять друг друга до самого рассвета, а звуковой дорожкой для них служила утешительная музыка петли: скрип-скрип, скрип-скрип, скрип-скрип.

Я встал, как только в восточных окнах забрезжили первые розовые лучи. Воздух в хижине загустел от холода. На запасном матрасе Стивена не было. Я надел ботинки, джинсы и холщовую парку, налил в термос горячего кофе и поехал к домику Джорджа, отстоящему от моего на четверть мили.

У Джорджа горел свет. Сам он делал приседания, а Стивен пек вафли на завтрак. Счастливая парочка! На кухонном столе пыхтела кофеварка, и я со своим термосом в шотландскую клетку почувствовал себя лишним.

– Салют, – поздоровался я.

– А вот и он, – сказал Стивен.

Потом он объяснил, что спал у Джорджа на диване. Вчера они допоздна засиделись за нардами. Он сунул мне вафлю, излучая прямо-таки миссионерские благожелательность и великодушие.

– Ну что, Джордж, – сказал я, когда старик покончил с зарядкой. – Поедем постреляем?

Он потер искорку пирита в одном из печных камней.

– Можно. – И взглянул на Стивена. – Ты с нами, маленький братец?

– У меня для него ружья нет, – сказал я.

– Могу дать ему свою запасную тридцатку, – ответил Джордж.

– Не возражаю, – сказал Стивен.

Посовещавшись, мы выбрали местом назначения Пиджин-лейк – решили, что переплывем озеро, чтобы добраться до хвойного леса на дальнем берегу.

Мы поели, прицепили к моему “Доджу” прицеп с лодкой Джорджа и покатили по тряской дороге, окутанной белым туманом.

Мы спустили лодку на воду. Я сел на корме, подальше от брата, и мы понеслись вдоль берега на север, мимо бесконечных зарослей камыша и горбатых массивов розового гранита, облитых ярким рыжим солнцем и оттого похожих на рубленую солонину.

Джордж причалил в илистом закутке, где, по его словам, ему когда-то улыбалось счастье. Мы привязали лодку и отправились в лес.

Меня мучило тяжкое похмелье. Я чувствовал себя отсыревшим и нечистым; жизнь казалась конченой, и я не мог сосредоточиться ни на чем, кроме видения прохладной постели со свежими простынями и стакана ледяной газировки с ли моном.

Первым на след оленя напал Стивен: он заметил под молодой сосенкой, ободранной рогами самца до оранжевого мяса, кучку его испражнений. Придя в восторг от находки, он набрал горсть какашек и принес их Джорджу, а тот обнюхал темные комочки с такой жадностью, что на миг мне почудилось, будто он вот-вот их съест.

– Свеженькие, – сказал Стивен, который не охотился со старших классов школы.

– Наверное, почуял нас и удрал, – сказал Джордж. – Хороший глаз, Стив.

– Просто повезло, – возразил Стивен. – Бывает.

Потом Джордж нашел лабаз – помост из жердей, про который он знал, – и залез туда, а мы со Стивеном устроили засаду в чаще поблизости. Стонала гагара. Верещали белки.

– Эй, Мэтти, – сказал Стивен. – Я насчет вчерашнего вечера.

– Может, не будем? Я уже выкинул это из головы.

– Нет, правда. Насчет того, что ты говорил, – чтобы мне вложить сюда деньги. Надо бы обдумать, я так считаю.

– Как хочешь.

– Я в смысле, что необязательно же строить здесь мужской лагерь, а вообще. Купить клочок земли. Джордж говорил, он продал тебе по девяносто долларов за акр.

– Нормальная рыночная цена, – ответил я.

– Да, конечно, я не об этом. В смысле, я бы всего за штуку мог купить целых одиннадцать акров, и еще осталось бы на домик.