В сравнении с обычным человеком, загипнотизировать того, кто находится в таком состоянии, как Мелани, было или проще, или невозможно. Продолжая напевать колыбельную, Лаура начала массировать виски девочки, пальцы ее описывали небольшие круги, усиливая давление. Когда веки ребенка начали подрагивать, Лаура перестала петь и зашептала:
– Давай, крошка. Засыпай, крошка, засыпай, я хочу, чтобы ты заснула, расслабься… ты просто погружаешься в глубокий, естественный сон… опускаешься, как перышко, планирующее в застывшем теплом воздухе… планируешь все ниже и ниже… спи… но будешь по-прежнему слышать мой голос… вниз и вниз ты опускаешься, неспешно, как перышко… но мой голос будет следовать за тобой в сон… вниз… вниз… и ты будешь слышать меня и отвечать на все мои вопросы… будешь спать, но ты будешь слышать и слушаться. – Лаура продолжала массировать виски Мелани все более легкими движениями, пока глаза девочки не закрылись, а ровное дыхание не указало на то, что она крепко спит.
Перец вошел в дверь, с любопытством уставился на них. Потом пересек комнату, прыгнул на кресло-качалку, свернулся в клубок.
Лаура заговорила, по-прежнему держа дочь на коленях:
– Ты сейчас опустилась вниз, крепко спишь. Но ты слышишь мой голос и будешь отвечать мне, когда я стану задавать тебе вопросы.
Лицевые мышцы девочки расслабились, губы чуть разошлись.
– Ты меня слышишь, Мелани?
Девочка не ответила.
– Мелани, ты меня слышишь?
Девочка вздохнула, вздох этот был таким же мягким, как свет, идущий от бронзовых ламп под стеклянными абажурами цвета янтаря.
– Ах…
Это был первый звук, произнесенный Мелани при Лауре с того момента, как последняя увидела дочь на больничной койке.
– Как тебя зовут?
Девочка нахмурила лоб.
– Мах…
Перец поднял голову.
– Мелани? Это твое имя? Мелани?
– Мах… мах…
Перец навострил уши.
Лаура решила перейти к следующему вопросу:
– Ты знаешь, кто я, Мелани?
Во сне малышка облизала губы.
– Мах… мах… это… ах… это… – Она дернулась и начала поднимать руку, словно от чего-то защищаясь.
– Успокойся, – сказала Лаура. – Расслабься. Успокойся и расслабься. Спи. Ты в безопасности. Со мной ты в безопасности.
Девочка опустила руку. Вздохнула.
Когда складки на лице Мелани разгладились, Лаура повторила вопрос:
– Ты знаешь, кто я, Мелани?
Складки тревоги или страха вновь вернулись на лицо девочки, и в ответ Лаура услышала:
– Амм… ах… ах-ах-ах… это… это…
Лаура попыталась зайти с другой стороны.
– Чего ты боишься, Мелани?
– Это… это… там… – Теперь страх отчетливо читался на бледном, как полотно, лице девочки.
– Что ты видишь? – спросила Лаура. – Чего ты боишься, сладенькая? Что ты видишь?
– Это… там… это…
Перец поднял голову, выгнул спину. Напрягся, не сводя глаз с девочки.
Воздух вдруг застыл, стал тяжелым.
И хотя такого быть не могло, Лауре показалось, что тени по углам потемнели и вытянулись вперед, наползая на диван.
– Это… там… нет, нет, нет, нет.
Лаура положила руку на изрезанный складками лоб дочери, заверяя ее, что все в порядке, дожидаясь, когда девочка заговорит. Ее саму охватила тревога. Она почувствовала, как холод, словно живое существо, ползет от поясницы по позвоночнику, поднимаясь все выше.
– Где ты, Мелани?
– Нет…
– Ты в серой комнате?
Девочка заскрипела зубами, плотно закрыла глаза, пальцы сжались в кулаки, словно она активно чему-то сопротивлялась. Лаура собиралась увести ее в прошлое, вернуть в серую комнату в доме в Студио-Сити, но, похоже, девочка сама вернулась туда, как только ее загипнотизировали. Но такого не могло быть: Лаура никогда не слышала о спонтанном гипнотическом перемещении в прошлое. Пациента следовало направлять, постепенно приближаясь вместе с ним к месту получения психической травмы.