**

РЕЧИТАТИВ. Когда раздался выстрел, привязанный к липе конь неразличимой в темноте масти, ударив о землю копытом, отрывисто заржал. Изо рта его заклубился пар, будто дым костра в темноте ночи… Пронзительный, пугающий крик женщины, слившись со звуком выстрела, конским ржанием, вдребезги расколол таинственную тишину ночи. Полутемная комната в одно мгновение наполнилась густым удушливым дымом…

Адилов в шапке, сползшей на затылок, прижимая руку к кителю с поблескивающими пуговицами, упал на бок перед кроватью и скулил, завывая, как собака. Севар, прижав к груди руки, забилась в угол. От страха она вся дрожала, прерывисто дыша, тихонько всхлипывала, как будто и не кричала только что. Убирая с лица черные волосы, молодая женщина пугливо всматривалась в большую тень, пытаясь определить, кто этот неизвестный, запрыгнувший в комнату через окно. Когда взгляд ее встретился, наконец, с огромными, по-волчьи блестевшими в полумраке комнаты глазами Мардана Халыг оглу, она немного успокоилась.

Мардан Халыг оглу, молча, настороженным взглядом дав понять, что ждет ее во дворе, вышел из комнаты. Изнутри донесся звон посуды, шорох одежды. Каждый из них, казалось, пережил мгновения длиною в год. Женщина в накинутой на плечи черной шали, прижимая к груди узелок, подошла к Мардану Халыг оглу, державшему коня под уздцы у липового дерева. Придержав стремя, суровым взглядом он велел ей: «Садись!» Женщина, в жизни не садившаяся на лошадь, замерла на месте, растерянно взглядывая то на мужчину, то на поблескивающее перламутром седло. Поблизости что-то треснуло, точно ветка сухая обломилась. Лошадь навострила уши. Не в силах больше ждать, Мардан Халыг оглу подхватил женщину и с быстротою птицы подсадил ее в седло. Так же быстро продел в стремя ступню ее, протянул ей уздечку и, слегка ударив прикладом коня в бок, хрипло проговорил: «Скачи, не медли, доберись до станции…» Станцию женщина знала хорошо. От поселка до нее не более часа. Конь тронулся с места, женщина одной рукой крепко сжимала узелок, другой – уздечку…

Проводив глазами слившуюся с ночью всадницу, Мардан Халыг оглу вернулся обратно. Поднявшись по ступенькам, осторожно вошел, огляделся, держа палец на курке. Странно: раненого Адилова, только что здесь скулившего, нигде не было. На полу, в слабом свете лампы, блестели пятна крови. Как будто и не было здесь никого, звавшегося Адилем… Издалека послышался выстрел. Интересно, кто стрелял? В кого? И есть ли конец у этой ночи, у этой пугающей темноты?

Мардан Халыг оглу осторожным шагом спустился во двор. Он и сам не знал, куда и в каком направлении пойдет теперь? Ему казалось, что закрыты все дороги. У каждой переправы его ждет, выслеживает сторожевой, чтобы засадить в капкан…

Вполне возможно, что и Шамиля схватили. В прошлый раз он говорил, что за ним следят. Почему? Мало ли причин? К примеру, из-за того, что когда-то учился у Мардана Халыг оглу. Даже оттого что образование получил. Или из-за Севар, из-за красоты ее. Еще из-за чего? Да, потому что арестовали отца Севар, обвинив то ли в «левизне», то ли в «правизне»; а, может, потому что вернулся брат Севар, обучавшийся в Турции; говорят, будто бедняга тяготел то ли к « верхам», то ли к «низам». Сейчас все тянутся к какому-либо направлению. И сам он тоже. Да и что стоит найти причину? Не полон ли мир причин? Была бы шея, а топор всегда найдется. Даже на скотобойне не убивают животных с такой жестокостью. Вместе с жизнями людей обрывались и их надежды. Села превращались в пересохшие мельницы. Все погружалось во тьму, и даже восход Солнца не мог осветить эту непроглядную тьму. В действительности же, такое плачевное положение вещей в то же самое время было где-то и смешным: строили новое государство! Однако этим дело не кончалось… Новое государство строили «новые люди». Эти «новые люди», на самом деле, были «людьми старыми», просто теперь изменились их манеры и обращение; они словно пришли из какого-то иного мира и свои «новые идеи» проводили в жизнь ружьями и пушками. Соседнее село Исалы руками «новых людей» уже было освобождено от «людей старых». Друзья Мардана Халыг оглу – Мехрали Мустафа оглу, Насиб Кочари оглу, Меджид Аббас оглу, Масим Гурбан оглу были расстреляны. Все они были детьми одного села, одного рода: дети Иса-киши, дома Иса-киши. Кого расстреливали, кого ссылали.