Обидно мне стало чуть ли не до слёз. Надо же, бабка хитрюгой какой оказалась. И жалость тоже, откуда ни возьмись, скрестись начала. Не червонец я пожалел, хотя он считаным у меня был и без него мне когда-то потом, возможно, туго придётся, но более всего жалко было вот эту мою доверчивость и сочувствие к чужим бедам и болям, сильно уменьшившиеся после той встречи на вокзальном перроне. А тут ещё Дима, откуда-то возвращаясь с полной сумкой, связку с грибами в моей руке увидел и свою толику к моей жалости добавил:
– Ну что, Ваня, и ты купился при виде убогой этой. Постоянные пассажиры её все хорошо знают, а местные так очень даже не любят. Да и есть за что. Она у всей округи грибы по дешёвке скупает, люди зубами скрипят от злости, а всё же ей продают – куда их ещё деть-то. Ну а она этим пользуется и затем таким жалостливым, как ты, их втюхивает. Говорят, такой домище отгрохала – закачаешься. Её долго прокуратура пасла. Всё пытались за незаконное предпринимательство привлечь, но она адвокатов хороших нашла, которые от доводов прокурора камня на камне не оставили. Тот утверждал, что она торгует в особо крупных размерах, а все свидетели, которых с половины страны сюда на суд привезли, говорили как заученное: «Ничего она нам не продавала, мы сами ей деньги в качестве пожертвования давали, а она нам в благодарность за это грибы сушёные, ей самой собранные, подарила». Ей прокурор пытался инкриминировать незаконное приобретение стройматериалов, а она кучу кассовых чеков и накладных на стол судейский вывалила. Так и отстали от неё. А знаешь, почему мне всё это так хорошо известно? Как-то раз застрял я здесь почти на неделю, делегацию одну ждал, а она всё не ехала да не ехала. Я потом только, когда в Москву вернулся, узнал, что они уже на второй день моего ожидания из Союза свалили, просто про меня все в суматохе забыли. Честно говоря, я и сам так подумал, но не стал о себе напоминать – решил немного передохнуть. Места здесь красивые, рыбалка отменная, а я это дело люблю. Вот с раннего утра, пока поездов ещё нет, я и сидел на берегу речки, а затем шёл на вокзал – единственную здесь развлекуху. Всегда любил я за народом наблюдать, когда он этого не видит. Такие типы встречаются – и обхохочешься, и всплакнуть можно. Вот тут я на бабку эту и налюбовался всласть, да мне всё про неё и рассказали.
Локомотив свистнул, проводники начали нас в вагоны зазывать, скоро отправление. Забились мы все в купе; шесть человек – это уже для такого маленького пространства практически максимум. Дима из сумки кулёчки разные достал, а там картошка горячая ещё, парок от неё такой ароматный поднимается, что слюнки сами по себе текут, ещё немного – и на пол закапают. За картошечкой рыбка жареная последовала. Дима нам сказал, что это налим, чуть ли не единственная почти бескостная пресноводная рыба, и при этом всё вынимал да вынимал: судочек с котлетками домашними, очень даже симпатично выглядящими, курочку отваренную, а напоследок то, что довольное бурчание всех присутствующих, включая Виталия Петровича, вызвало – бутылку с мутноватой жидкостью, явно не лимонадом домашнего приготовления.
– Дима, где ты всё это богатство раздобыл? – выразил общее удивление своим вопросом Вадим.
– Места надо знать, – посмеиваясь, ответил Дима, а затем уже серьёзно продолжил: – Давайте так: вы ешьте, что кому глянется, я уже на бегу перекусить успел, а пока подкрепляться будете, меня заодно послушаете. Хорошо?
Ну, мы кочевряжиться не стали, а каждый что хотел, с тем себе на коленки тарелку и поставил. Тарелки-то Виктор, наш женский обольститель, как его Вадим обозвал, от проводницы принёс. Он это то ли в шутку, то ли всерьёз сказал, я даже понять не смог. Но Виктор обижаться не стал, а, наоборот, с гордостью на нас посмотрел: вот, мол, я какой, можете завидовать.