«Вроде нормальный мужик», – подумал я.

Ну а вслух несколько иное ему на ушко прошептал:

– Не бери в голову – всё путём получилось.

В общем, хорошо посидели. Это мнение общим оказалось: и поели вкусно, и пивка попили, да и поболтали тоже неплохо. Пора и по домам разбегаться.

Ну, это только так говорится – по домам, а уж кто куда направился, его личное дело. Я, например, на работу помчался: через два дня на месяц уезжаю, а дел выше крыши. Прежде всего, конечно, общественные надо перераспределить, их у меня немало набралось. С комсомолом проще всего. Два года назад в лаборатории профессора Чертова Иосифа Абрамовича новая сотрудница появилась, что в институте многие неким казусом посчитали.

Я совсем ещё «зелёным» был, меньше месяца, как в институт пришёл – как говорится, без году неделя, – когда знаменитая Шестидневная война на Ближнем Востоке случилась. Вошёл я утром в главный корпус, передо мной секретарь парткома, Лариса Ивановна, идёт – ну, её я уже в лицо распознавать научился. А у гардероба мужик стоит с такой характерной внешностью, что прямо мама не горюй. При виде нас он на даму чуть ли не набросился и прямо-таки прокричал, да при этом ещё и с непередаваемым одесским акцентом:

– Ларочка! Ну и как вчера наши вашим дали?

А она не растерялась и на такой вызывающий демарш с тем же говором ответила:

– Йёся, да што ж ты такое говоришь! Какие такие наши, да каким таким вашим? Я не совсем поняла, что это ты там в виду поимел? Да за такие слова ещё совсем недавно ты бы уже на Соловки в столыпинском вагоне медленной скоростью ехал, и никто бы даже внимания не обратил, что ты там лауреат какой-то да в академики метишь.

Мужик сразу серьёзным стал и печально так проговорил:

– Нет, Ларочка, последнее мне не грозит. Говорят, мол, ты, конечно, еврей, но вот жидовства в тебе маловато. Поднакопи этого говнеца побольше, вот тогда в наш гадюшник и стучись.

Обнял он её за плечи, и пошли они к лестнице, что на второй этаж ведёт, а я мимо них по коридору первого этажа промчался. Спешил куда-то, сейчас уже не вспомню куда, да, значит, это и не важно.

Вот таким оригинальным способом я с Иосифом Абрамовичем познакомился. Правда, в одностороннем порядке, но всё же.

Попасть в коллектив, возглавляемый этим выдающимся учёным, было мечтой многих, но у него какой-то свой, неясный для остальных принцип отбора будущих сотрудников имелся. По блату или по настойчивой просьбе сверху, которая синонимом приказа считалась, это было невозможно. Не тем человеком Иосиф Абрамович был, чтобы супротив своего желания что-нибудь делать да подобострастно ручки вверх поднимать. Он, и только он один, мог решить, когда такая потребность вдруг возникала, кого к себе на освободившееся место пригласить. А тут вдруг гром, наверное, среди ясного неба грянул. Он сам к директору пришёл и заявление принёс – мол, просит ему в штатное расписаниеещё одну ставку стажёра-исследователя ввести, присовокупив при этом устно:

– Не пожалеете, – и всё, больше ничего не добавил.

Удивительно, но просьбу его удовлетворили, и директор откуда-то, по-видимому из своих тайников, эту ставку достал. Вот так и появилась в лаборатории Чертова девушка, совсем молоденькая, глазастенькая, остроносенькая, росточка небольшого, беляночка такая, с характерным признаком: как смутится – а это у неё, особенно спервоначалу, часто случалось, – тут же вся румянцем обливается. И не только щёки, а и руки, и ноги, ну там, где это видно было, так что некоторые молодцы горячие чуть ли не спорить начали, кто же тем первым будет, кому доведётся проверить, а как скрытый от глаз кожный покров себя при этом ведёт.