– Хо-хо!

Чеда обернулась.

Возле маяка стояла тележка с бочонками, запряженная тощим мулом. На облучке сидел сгорбленный старичок в широкополой шляпе. Он радостно улыбнулся Чеде, показывая желтые кривые зубы, разбросанные редко, будто могильные камни на старом кладбище. Чеде было не до веселья, но Ибрагим улыбался так искренне, что оказалось трудно не улыбнуться в ответ.

– Да осенят тебя луны-близнецы, Ибрагим. Как твоя супруга, бриллиант твоей души?

Ибрагим скис.

– Бриллиант? Головешка она чумазая.

– Даже уголь способен вспыхнуть на солнце.

– Вот затем я и ношу шляпу. – Он щелкнул по загнутым полям.

– Боишься ослепнуть от ее красоты?

– Да просто глаза б мои ее не видали!

Чеда невольно рассмеялась, но подавилась смешком, увидев в дверном проеме Тарика.

Она решительно обернулась к нему, размотала куфию, устроив на плечах, как шарф. Пусть не думает, что она будет от него прятаться.

– Здравствуй, Тарик, – как ни в чем не бывало поздоровалась Чеда. Тарик не ответил, лишь смерил ее нахальным, презрительным взглядом и прошел мимо.

Темнота внутри маяка на мгновение ослепила Чеду, но, привыкнув, она различила силуэт Османа на лестнице. Сегодня он надел длинный золотистый кафтан и красные шаровары, а буйная нечесаная борода напоминала одного из морских богов, которых Чеда видела в книжке. Однако сейчас его явно одолевала задумчивость, не подходящая гневному божеству.

Чеде всегда казалось странным, что Осман, человек небедный, предпочитает проводить время здесь. Он мог поручить заботу о маяках кому-нибудь другому, но не стал – слишком уж их любил.

– Они напоминают мне о странах за краем пустыни, – сказал он однажды, когда они с Чедой лежали, усталые, после соития. – Какие они? Что за люди там живут? Чем отличаются от нас?

– Так поезжай, посмотри. Кто тебя остановит?

Он лишь покачал головой.

– Я никогда не уеду из Шарахая.

– Почему нет? Не такой уж ты и старый.

Он ущипнул ее, но тут же посерьезнел.

– Любимый город словно любимая женщина. Ты можешь думать о других, но ее никогда не покинешь.

Осман спустился как раз вовремя, чтобы встретить Тарика, несущего на плече бочонок. Мгновение они стояли, пристально глядя друг на друга. На скулах Тарика заходили желваки, но его настроение Чеду не заботило. Осман тоже ей не обрадовался, однако и сердитым не выглядел.

– Я, кажется, ясно дал понять, что тебя тут больше не ждут.

– Надо поговорить.

К счастью, она достаточно поправилась, чтобы разговаривать по-человечески, а не так, будто ее недавно отделали в переулке, но показывать Осману обезображенное синяками и ссадинами лицо не хотелось.

– Мне ничего от тебя больше не нужно. Уходи, Чеда. Или попросить Тарика тебя выпроводить?

– Не лучшее решение.

– Это почему? – поинтересовался Тарик.

Она обернулась к нему, соизволив отвлечься от Османа.

– В прошлый раз я получила то, что заслужила. Может, даже меньше заслуженного. Но больше я такого не стерплю ни от кого. Особенно от тебя.

Тарик вскинулся было, но Чеда уже отвернулась обратно к Осману.

– Ты должен кое-что знать о той ночи.

– И я легко могу узнать это от Эмре.

– Он ничего не знает, потому что валялся без сознания, Осман. А вот мне кое-что известно.

– О чем?

– О том, что в футляре.

Лицо Османа вновь дрогнуло – та же боль предательства. В прошлый раз, показав Чеде слабость, он просто велел ее избить, но сейчас его взгляд обещал нечто большее. Опасное.

Отвернувшись от Чеды, Осман подхватил бочонок из пирамиды внизу и молча взбежал по лестнице.

– Бочку возьми. – Тарик смерил ее неприязненным взглядом.

Она ответила тем же.

– Знаешь, Чеда, однажды некому станет тебя защищать. Особенно от тебя самой.