– Не знаю. Когда узнаю, пойдем нагадим им в кашу.

– Я же сказал, шутки в сторону. Что случилось?

– Что ты от меня хочешь, Эмре? Попалась как дура. Шла через Отмели, кто-то меня подкараулил. Какая-то банда, наверное, я их не разглядела.

– Что ты делала на Отмелях?

На Отмели, угнездившиеся в изгибе Хадды, никто старался не соваться. Давным-давно разрастающийся Шарахай поглотил эту землю, но так и не смог переварить как следует: из-за потопов, случавшихся во время редких гроз, никто в своем уме не хотел там селиться, и постепенно Отмели обросли теснящимися друг к другу бедняцкими лачугами. В этом забытом богами месте обитала вся перекатная голь Янтарного города. Но, что еще опаснее, там жили выходцы из пустыни – кочевники, решившие осесть наконец и подзаработать. Город не простил и не забыл их предательства, не забыл, как шейхи осаждали его стены. Короли позволили кочевникам селиться за стенами, чтобы ослабить пустынные племена, но в Шарахае перебежчиков не жаловал никто, даже их братья и сестры на Отмелях.

– Я же сказала, попалась как дура.

– То есть тебя побили какие-то уличные подонки?

Чеда застонала – то ли от боли, то ли от стыда.

– Всегда есть кто-то быстрее и сильнее, Эмре.

– Мы их найдем. За звонкую монету кто-нибудь да проговорится.

– Ты же знаешь, что не проговорится. На Отмелях с нами никто не будет разговаривать, даже не думай.

– Зачем ты вообще туда пошла?

Чеда с огромным трудом села, прислонившись к изголовью.

– Решила путь срезать. Все, хватит, отстань.

Эмре откинулся на стуле, закряхтев от боли. Чеда искоса глянула на него и вдруг зашлась прекрасным смехом, который он так любил. Даже синяки и ссадины ей не мешали – так и хохотала, держась за ребра.

– Что? – спросил он.

– Красивая мы парочка. Две побитые псины.

Он усмехнулся, и Чеда снова прыснула в ответ. Пусть они оба пошевелиться не могли без боли, хорошо было сидеть вот так, как в старые времена. Сколько они уже не разговаривали по-настоящему? Месяц? Больше?

– Ну, хватит обо мне. С тобой-то что случилось, ты помнишь? – спросила Чеда, отсмеявшись.

Эмре пожал плечами.

– Пришел в южную гавань, встретился с нужным человеком. Возле того двухэтажного склада, на котором «музыка ветра» висит.

– Ты видел его лицо?

Эмре покачал головой, пытаясь вспомнить.

– Он закрылся концом тюрбана. Не помню, говорили мы или нет. Я просто повторил пароль, который назвал Тарик, а он передал мне сумку. Вот и все.

– А потом?

Он напряг память, но ничего не всплывало, лишь обрывки, сбивающие с толку.

– Это ведь ты меня спасла?

Чеда серьезно кивнула.

– Я нашла тебя в канале. Рядом с мертвым кочевником.

В канале. Рядом с мертвым кочевником.

Все как во сне: он лежит на дне высохшей реки, а асир, навалившись сверху, погружает острые когти все глубже и глубже…

Этот сон снова повернул ключ в замке, и воспоминания, настоящие воспоминания, большим свитком развернулись перед Эмре.

Он вспомнил все. Все, что сделал, и все, чего не сделал из-за своей проклятой трусости.

Неудивительно, что брат пришел к нему во сне.

– Эмре, ты что-то вспомнил?

Он смотрел мимо Чеды и видел человека, раскинувшегося на песке, просящего о помощи.

Он не помог, не протянул руку. Просто застыл, как каменный…

– Эмре.

Как рассказать правду? Наплевать, что подумают другие, но Чеду разочаровать он не может. Немного правды, немного лжи, и она ничего не заподозрит.

– Я шел из гавани, возле фонтана Йеринде понял, что за мной следят. Попытался сбежать, но на меня вышли двое. – Эмре покачал головой, ругая себя за то, что так легко попался. – Они загнали меня в развалины часовни Наламэ. Одного я рубанул по ногам, только и он меня достал. Я рванул к каналам, думал там затеряться, но второй меня нашел. – Эмре помолчал, пережидая волну настоящих воспоминаний об ужасах той ночи. – Потом мы бились, и…