Один шаг, и она, взвившись в воздух, ударила стену ногой с разворота. Боевой клич, так знакомый Чеде, вырвался из груди Девы, стена пошатнулась, посыпались камни. Она ударила снова, еще и еще, расшатывая каменную кладку. Каждый ее крик отзывался внутри Чеды.
Мужчины на стене тем временем пытались сбросить вторую Деву, отчаянно, руками и ногами, цеплявшуюся за край. Ее черный шамшир отбивал их сабли с пугающей легкостью.
Толпа начала понимать, что происходит. Дети ревели, сбившись вокруг родителей в кучки, как цыплята. Несколько мужчин налегли на бревна, безуспешно пытаясь их сдвинуть, торговка вытащила из-под прилавка шипастую булаву, но держала ее неуверенно, как в первый раз. Рынок метался в панике, и лишь один человек стоял посреди этого хаоса совершенно спокойный – хозяин Дев. От его спокойствия у Чеды мурашки бежали по спине. Будь он хоть сто раз дворянином, откуда такое самообладание?
Почувствовав взгляд Чеды, мужчина посмотрел на нее в ответ, и она поняла, что ошибалась. Это оказалось не спокойствие – безмятежность, словно он был абсолютно уверен, что никакая опасность ему не грозит.
Не купец. Не богатый путешественник.
Один из Двенадцати королей Шарахая стоял в десяти шагах от Чеды посреди рыночной толпы, одетый как маласанский господин. Но почему?!
Король отвернулся – его больше интересовал бой, развернувшийся наверху. Дева выбралась наконец на стену и вступила в настоящую схватку. Сабли звенели, как кузнечные молоты, и звон этот эхом разносился по крепости. Вторая Дева все так же колотила стену, подчиняясь странному, магическому ритму, заворожившему Чеду. Камень крошился под ее ударами, по стене поползли трещины…
Чеда поняла вдруг, что давно сжимает в руке потайной нож. Шаг, другой, и она подберется к королю на расстояние удара, рывок – и нож войдет ему в горло. Она даже не заметила, как Эмре перехватил ее руку.
– Ты что делаешь? – прошипел он. – Тебя же убьют!
Чеда вырвалась. Он попытался поймать ее снова, но она перехватила его руку, развернула Эмре, как в танце, и впечатала в угол.
– Не мешай.
Что-то яркое упало сверху, будто солнечный луч, прорвавший облака, – факел. Он приземлился в лужу масла, и пламя, гудя, взметнулось к небу. Чеда невольно отступила и тут же мысленно отругала себя за это. Лучше обжечься, чем остановиться.
«Я могу подобраться к нему».
Где-то лопнуло стекло, ароматные духи и масла потекли по камням, раздался крик…
«Я все еще могу…»
Но она не могла пошевелиться, лишь смотрела, как пламя пожирает все, чего коснулось ламповое масло, ползет по стенам и балкам, будто вор, струится между камней брусчатки. Где-то с грохотом взорвалась груженая телега, и пламя перекинулось на повозки, стоявшие рядом. Заметались, пытаясь вырваться из западни, погонщики и торговцы. Испуганно распахнутые глаза выделялись на их закопченных лицах, как луны-близнецы в ночном небе. Огонь не был привередлив, он пожирал всех: и мужчин, и женщин, и детей.
Между ней и Королем раскинулась пылающая лужа. Пламя поднялось невысоко, можно перемахнуть одним прыжком…
Нет, боги, нет. Слишком далеко, и огонь все выше.
«Избранники Бакхи, мы же все умрем здесь», – подумала Чеда, но девочка, продававшая ей духи, вывела ее из ступора.
– Папа! – закричала она, бросившись в толпу горящих людей.
– Нет! – Чеда схватила девочку, и та попыталась вырваться, словно испуганный зверек. Что-то мокрое и тяжелое накрыло их, сильная рука потянула Чеду вниз, на землю…
Ковер. Эмре намочил ковер в цветочной воде!
– Папа! – Девочка забилась снова, стремясь выбраться.
– Слишком поздно. – Чеда закрыла ее глаза рукой, чтоб хоть немного уберечь от этого ужаса, но девочка продолжала бороться. Чеда прекрасно ее понимала. Но не могла отпустить.