– Я вижу, Вы настроены романтично. Предлагаю пройтись по набережной.

– С удовольствием. Я читал, что речка Неккар очень живописна.

Они прошли по застроенным средневековыми домами улицам и вышли к реке.

– Здесь нас никто не услышит и нам можно поговорить, – произнёс Азеф.

– Меня до сих пор удивляет и возмущает молчание ЦК. Почему он не заявил о деле Гапона в печати?

– А что, по-вашему, ЦК должен сказать? – парировал Азеф.

– Прежде всего, что моя честь вне всяких подозрений.

– Странный Вы человек, Мартын Иванович! Можно, конечно, заявить, что Гершуни вне всяких подозрений. Но разве можно сказать, что честь Павла Ивановича, Ваша или моя не вызывает никаких сомнений?

С бывшим руководителем Боевой организации Григорием Гершуни Рутенберг знаком не был. Три года назад его арестовали в Киеве, и он отбывал пожизненное заключение в Шлиссельбургской крепости, а потом в Акатуйской каторжной тюрьме. Рутенберг слышал о недавно организованном эсерами побеге: его вынесли оттуда в бочке с капустой.

– Вы мне скажите, поручал я Вам убийство Гапона? – вдруг спросил Азеф.

– Конечно.

– Вы лжёте, Мартын Иванович!

Готовые к удару руки напряглись, но Рутенберг с трудом сдержался.

– Нам не о чем больше говорить, Иван Николаевич. Только передайте ЦК, что я требую следствия и суда.

– Я передам Ваше заявление. Но как член ЦК буду против, так как это означает суд между мной и Вами. Поэтому Вам надо возвращаться в Россию и работать.

– В Россию не поеду, – твёрдо заверил его Рутенберг.

Он воспринял предложение Азефа как очевидное намерение передать его в руки охранки и таким образом избавиться от него.

– Как знаете! Ну, будем прощаться.

Азеф потянулся к нему и коснулся щеки своими влажными губами.

Рутенберг не удовлетворился заверениями Азефа передать его требование. Вернувшись из Гейдельберга, он написал письмо в ЦК и заявление для печати, которые были отправлены в Петербург. К этому времени он уже составил и переслал все отчёты руководству партии, открывающие историю его взаимоотношений с Гапоном. Он просил также жену поговорить с кем-нибудь. Ольге Николаевне добиться встречи с членом ЦК удалось с большим трудом. Им опять оказался Азеф. Она видела его впервые и написала мужу, что он произвёл на неё отталкивающее впечатление, и убеждена, что говорила с провокатором. Ответа ЦК на письмо мужа она ждала долго. Получив его и письмо Чернова, сразу переслала ему. Постановление Центрального Комитета Рутенберга разочаровало. ЦК не считал возможным назначение партийного суда и подтверждал прежнюю позицию в отношении ликвидации Гапона: Рутенберг действовал «самостоятельно и независимо от решения ЦК».

Желание поговорить с товарищами по партии и как-то продвинуть вопрос суда привели его на Иматру, живописному финскому посёлку на берегу реки Вуоксы. Отдалённость от Санкт-Петербурга, позволявшая не подвергаться назойливому полицейскому надзору, придавала ему привлекательность, как месту встречи революционеров. Он не знал, что в октябре 1906 года там должен был пройти Совет партии. Формально Рутенберг имел право обратиться к нему и потребовать решения досаждавшего ему вопроса. Чернов, с которым он виделся, о собрании Совета его не предупредил. Рутенберг почувствовал некоторую напряжённость, возникшую между ними.

В тот же день в газете «Партийные Известия» было опубликовано такое заявление:

«Ввиду того, что, в связи со смертью Гапона, некоторые газеты пытались набросить тень на моральную и политическую репутацию члена партии социалистов-революционеров П. Рутенберга, Центральный Комитет П. С.-Р. заявляет, что личная и политическая честность П. Рутенберга стоит вне всяких сомнений».