– Это значит «нет»? – Микела пытливо поджала губы. – Ладно. Но попробовать-то стоило. – Она улыбнулась, спустилась с крыльца, оглянулась. – Не передумал?

– Нет, но если ты пришла пешком, то могу подвезти до дома.

– Подвезти? – Микела задумалась, затем осторожно кивнула. – Пожалуй, было бы неплохо. Хоть что-то получу за эту дурацкую газету.

– Так я иду за ключами?

– Да, – Микела заставила себя улыбнуться, дождалась, когда вернется Дуган, забралась в крохотную «Хонду» с помятым багажником. Двигатель кашлянул несколько раз, но так и не заработал. – Что ж, кажется, от судьбы не убежишь. Придется идти пешком, – сказала Микела, выбираясь из машины.

– Возьму пикап отца, – пообещал Дуган.

Они отъехали от дома, слушая рокот старого двигателя и громыхание в багажнике рабочих инструментов отца Дугана.

– Когда был ребенком, не боялся, что живешь рядом с кладбищем? – спросила Микела, решив завязать разговор.

– Я и сейчас иногда боюсь, – Дуган сдержанно улыбнулся. – Жалко только, что уже не так, как в детстве.

– Никогда бы не стала жить на краю кладбища.

– Ну, не совсем на краю…

– Все равно не стала бы, особенно ребенком.

– Сомневаюсь, что у меня в детстве был выбор, где жить.

– А сейчас?

– Сейчас мне нравится жить здесь.

– Врешь!

– Почему нет?! Кажется, ты говорила, что пишешь картины. Чем тебе не вдохновение?

– Кладбище?! – Микела презрительно скривилась, фыркнула. – Ты что, извращенец?

– Ну, я же купил ту картину…

– Это другое.

– Так значит, картина тебе тоже понравилась?

– Нет, но это искусство. Если мы что-то не понимаем, то не значит, что это плохо.

– Или мы просто не доросли до этого.

– Это тебе отец сказал?

– Причем тут отец?!

– Притом, что ты не выглядишь особенно умным и зрелым, а вот твой отец…

– Это Ницше говорил.

– Вот как… – Микела бросила короткий взгляд в сторону Дугана. – Обиделся? Зря. Я тут ни при чем. Одна из женщин, которые были на распродаже сегодня, узнала тебя и все уши мне прожужжала о том, какой хороший у тебя отец и какой никчемный у него сын… – Микела попыталась замолчать, сдерживая улыбку. – А к черту! Ты правда работаешь в библиотеке на Гавернорс-драйв?

– Всего три дня в неделю.

– А твой отец на дамбе?

– И что?

– Да нет. Ничего… – Микела заставила себя не улыбаться. – Отвезешь меня к дамбе?

– Это еще зачем?!

– Хочу закончить картину.

– Скоро вечер.

– Мне это и нужно. Хочу увидеть дамбу на закате.

– А представить ты себе это не можешь?

– Это другое.

– Вот как?

– Тебе не понять, – Микела прищурилась. – И не бойся. Тебе не придется сидеть в одиночестве. Обещаю, что потрачу на картину не больше часа. Дальше попробуем устроить свидание на природе.

– С фруктами и бутылкой вина?

– Лучше с парой хот-догов и пивом.

– Хорошо.

– Хорошо?! – Микела недоверчиво покосилась на Дугана, хлопнула в ладоши. – Здорово! – она расплылась в довольной улыбке. – Только заедем сначала ко мне.

– Ты живешь на той же улице, где была сегодня распродажа?

– Прямо напротив дома старика Пирса.

– С родителями?

– Одна.

– Хорошо, – Дуган нахмурился и кивнул для верности.

Они проехали мимо баптисткой церкви, свернули на Ван-Бюрен-авеню, оставили за спиной бакалейную лавку на перекрестке с Эрскин-стрит, остановились у сутулого одноэтажного дома.

– Если хочешь, то я могу заехать куда-нибудь и купить пиво и хот-доги, – предложил Дуган.

– У меня все есть, – заверила его Микела, вышла из машины. – Пойдешь со мной или будешь ждать здесь?

– Здесь, – буркнул Дуган, однако, когда Микела вошла в свой дом, вышел из машины, пересек дорогу, остановившись возле дома старика Пирса.

От устроенной днем распродажи не осталось и следа. Дуган достал газету, которую дала ему Микела. Черно-белая фотография боксерского поединка расцвела, утратила зернистость, став картиной старого художника, теперь висевшей в комнате Дугана. Он выбил из пачки сигарету, закурил, сунул газету обратно в карман, однако картина Пирса осталась перед глазами. Память словно дополняла ее, добавляла жизни. Теперь кроме однополой пары в первом ряду появился мужчина в черном костюме, наблюдавший за ними. Он находился в третьем ряду. Высокий, худощавый. Он стоял на ногах, словно пытался получше рассмотреть боксеров на ринге, но на самом деле его взгляд был устремлен к слившимся в поцелуе женщинам.