– Пусть говорят, – ответила она, – мне, извини за мой плохой французский, ср… на фейкометчиков. Люди, чьим мнением я дорожу, знают меня и поверят мне, а не сплетникам. А до тех, кто развешивает уши на любой пустой треп, мне нет дела!
– Научи меня так же относиться к "княгине Марье Алексевне", – попросил Лаврецкий с тоской.
– Прямо "Ералаш": "Научи плохому!"… Сам учись, Костя. Мне никто не помогал. Так ты отпустишь Вячеслава и перенесешь спектакль?
– Давай, вей дальше из меня веревки, – воздел руки к потолку Лаврецкий, – признаю, слаб, и поэтому из меня не то, что веревки – коврики можно плести! Особенно вы, милые дамы, в макраме преуспели! Четыре дня. Три – на печальные дела, один – на дорогу туда-назад. Но чтобы в воскресенье, как штык, стоял на сцене! И ни минутой позже, и не проси!
– Спасибо, Костя, – Наташа пожала ему руку.
Выйдя из кабинета, она сразу увидела Вячеслава и Софью в креслах.
"А может, Соня кому-то проговорилась? Да нет. Она не стала бы распускать слухи о Вячеславе. Это очевидно: она его любит и не будет распространять или поддерживать фейки о нем. А как он к ней относится?.. По его лицу трудно понять. Он научился безукоризненно владеть собой…"
– Вячеслав, – сказала она артисту, с надеждой поднявшемуся ей навстречу, – быстро поезжайте в общежитие, возьмите все, что необходимо для поездки, и через полтора часа я подъеду к общежитию на машине.
– Разрешил? – ахнула Соня.
– Мне неловко вас обременять, – начал, было, Вячеслав, но Наташа его оборвала:
– Вы ведь хотите доехать и вернуться, не теряя времени? Тогда поспешите. Лаврецкий дал вам четыре дня. Счет уже пошел. Не спорьте. Через полтора часа я жду вас около общежития.
***
Времени было мало, но Наташа привыкла собираться быстро. На всякий случай небольшая, но удобная дорожная сумка всегда лежала наготове в гардеробной. Наташа раскрыла ее и сложила белье, туалетные принадлежности, джинсы, водолазку и футболку. На всякий случай – свитер. Длинное черное платье и платок. Тетрадь с черновиком нового романа и ручку. Туфли к платью. Зарядное устройство и наушники для телефона.
И вдруг, неизвестно зачем, добавила к стандартному дорожному набору стеклянную баночку цвета закатного неба – маску для лица "Овернайт", подарок Беллы на день рождения. Лицо после этой маски выглядело свежим и цветущим весь день; исчезали все приметы возраста. Потом, подумав, бросила в сумку и алый флакон духов "Гуччи Руж".
Уланов с интересом наблюдал за ее сборами, стоя на пороге гардеробной.
– Странный набор, – заметил он, увидев красный стеклянный прямоугольник и синюю баночку, – а дождевой плащ и купальник ты не берешь?
– Беру, – Наташа ткнула кулаком в уложенные вещи, освобождая место для купального костюма и дождевика.
– Черное платье и платок – понятно, ты едешь на скорбную церемонию, – продолжал Виктор, – даже не спрашиваю, куда и к кому. Белье и одежда – тоже ясно: уезжаешь на 2-3 дня. Дорожный набор по уходу за собой – знаю, ты не любишь ходить неопрятной. Купальник – значит, место назначения – у воды, где есть пляж или место для "дикого" купания, и у тебя будет время окунуться. А вот маска и духи ставят меня в логический тупик… – он потер переносицу.
– Ты еще скажи "Эт-то раз, эт-то два", как Эраст Петрович, – чуть улыбнулась Наташа, – как ты ловко продедуктировал, куда, зачем и на сколько дней я еду.
Она застегнула сумку и сказала:
– Ты прав. Я еду в Новгород и думаю, что там смогу хоть раз добраться до волховских пляжей. И повод ты тоже угадал, – Наташа вышла в прихожую и взяла легкие кроссовки, в которых было удобно вести машину. – У одного из наших артистов, – сказав "наших", она даже не удивилась; да, за два года "Развязки" на сцене театр Лаврецкого и его артисты стали для нее "своими", – сегодня утром не стало отца. Лаврецкий не хотел его отпускать, боясь, что на дороге случится большая пробка или отменят рейс, а в театре ждут важных "шишек" и больше, чем на три-четыре дня спектакль отложить не могут. И я вызвалась помочь парню.