Так говорил он, произнося с сильным шотландским акцентом на самым правильном английском языке, какой мне доводилось слышать. Это был высокий, широкий в плечах, с волевым лицом человек, очевидно, спорить с ним было напрасно. Я обратился к дорогому лицу матери для ободрения и предоставил доктору поступать по-своему.

– Мое имя Мек-Глю, – продолжал тот. – Я имел честь засвидетельствовать вам почтение в вашем доме, когда вы поселились в здешних краях. Вы еще не припоминаете меня. Это естественно при ненормальном состоянии ваших мыслей от большой потери крови, как вы (будучи медиком) понимаете сами.

Тут терпение изменило мне.

– Бросьте говорить обо мне, – перебил я. – Говорите про даму.

– Вы раскрыли рот, сэр? – строго заметил Мек-Глю. – Вам известно наказание – глотните вот этого. Я вам сказал, что мы должны действовать методично, – продолжал он после того, как подверг меня наложенному штрафу. – Все будет на своем месте, мистер Джермень, все на своем месте. Я говорил о вашем физическом состоянии. Итак, сэр, в каком физическом состоянии застал я вас? На ваше счастье, я возвращался вчера домой нижней дорогой (она идет по берегу реки), приближаясь к этому трактиру (называют его здесь гостиницей, а между тем это просто трактир), я услышал визг трактирщицы за полмили. Добрая женщина, извольте видеть, в обыкновенной обстановке, но жалкое существо, когда случится что-нибудь особенное. Будьте покойны, я расскажу обо всем в свое время. Хорошо, я заворачиваю посмотреть, не относится ли визг к чему-нибудь, где нужна медицинская помощь, и что же? – Я нахожу вас и незнакомую даму в положении, про которое справедливо можно отозваться, что оно требовало исправления по части приличия. Тс! Тс! Я говорю в шутку – вы были оба в обмороке. Выслушав сообщение хозяйки и, по мере сил и разумения, отделив историю от истерики во время рассказа женщины, я должен был сделать выбор из двух законов. Закон вежливости, извольте видеть, указывал мне на даму, как за первого пациента, которому я должен был оказывать медицинскую помощь, а между тем закон человеколюбия (ввиду того, что вы истекали кровью) указывал мне на вас еще повелительнее. Я уже не молодой человек – даме пришлось подождать. Честное слово! Нелегко было справиться с вами, мистер Джермень, и благополучно перенести вас сюда наверх, чтоб вы не оставались на виду у всех. С вашей старой раной шутить нельзя, сэр. Советую вам остеречься, чтобы она не открылась вновь. Когда вы теперь пойдете вечером гулять и увидите даму в реке – вы хорошо сделаете, ради собственного здоровья, если оставите ее там. Что я вижу? Вы раскрываете рот! Разве опять хотите глотнуть эликсира?

– Он хочет услышать про даму, – вступилась матушка, перетолковывая мое желание.

– Про даму! – повторил Мек-Глю с видом человека, который не находит большой привлекательности в предлагаемом предмете. – Нечего много и говорить-то про нее, насколько мне известно. Красивая женщина, бесспорно.

Если бы можно было снять мягкие ткани с костей, славный оказался бы под ними скелет. Заметьте! Не может быть хорошо сложенной женщины без красивой костной основы. Я не имею высокого мнения об этой даме, в нравственном отношении, разумеется. Если позволите мне выразиться таким образом в вашем присутствии, сударыня, за ее трагической выходкой на мосту скрывается мужчина. Однако, не будучи этим мужчиной сам, я не имею ничего общего с ней. Мое дело состояло только в том, чтобы снова запустить в ход жизненный механизм. Одному Богу известно, каких хлопот она мне наделала. С ней мне было еще труднее справиться, чем с вами, сэр. Во всю мою практику я не встречал двух человек, упорнее противившихся возвращению в этот мир к его треволнениям, чем вы двое. А когда я добился наконец успеха, когда сам был готов лишиться чувств от усталости сил и душевного напряжения, угадайте – я позволяю вам говорить на этот раз – угадайте ее первые слова после того, как она пришла в чувство?