– А то я не видел, как он на пассивные чары действует! – разочарованно хмыкнул Яр и опять прикрыл глаз, чтобы на следующей фразе распахнуть оба.

– Я говорю, что это объясняет характер повреждения, но совсем не объясняет, откуда на тебе взялись обрывки чьей-то еще чужеродной силы. Как раз на месте удара.

– Фон от боевых заклинаний? – Яроплет по-прежнему остался лежать, но на собеседницу посмотрел с внимательным интересом.

– Нет, – уверенно отмахнулась Лета. – Боевые каркасы насыщаются так сильно, что после срабатывания не остается никаких мелких фрагментов. Обрывки чего-то гораздо более тонкого. И не твоего, потому что это стихийная смесь, а не чистый огонь.

– Смесь чего? – Феникс сел, скинув ноги на пол, положил ладони на бедра и уставился испытующе, пристально.

– Точно не скажу. Не щит и не атака, что-то тонкое. Почему тебя это так заинтересовало? – озадачилась Лета.

– А тебя? – усмехнулся он.

– Мне просто стало любопытно. – Летана пожала плечами. – Хотелось чем-то занять время, я решила восстановить повреждения по памяти, споткнулась об это плетение.

– Ты сможешь определить, что это такое?

– Конечно нет, – вздохнула она. – Там же совсем ошметки. Но, возможно, узнаю, если попадется схема чар или их автор. Ты можешь объяснить, почему это тебя так зацепило?

– Да так, любопытно, – уклончиво отозвался Вольнов.

– Если хочешь от меня подробностей – сам делись подробностями, – нахмурилась Лета, потому что сосредоточенное выражение его лица опять сменилось легкой усмешкой в уголках губ и лукавым блеском мужского интереса в глазах.

– Да нет никаких подробностей. – Яроплет пожал плечами. – Мне показалось, что там было что-то непривычное и неправильное, любопытно понять, так ли это на самом деле и что именно. Ну свист какой-то на четыре ноты – возможно, ветер; магия вот эта… Скорее всего, охотники поставили сигналку, а я вляпался. В любом случае после хлыстонога там уже никаких следов не осталось.

– Охотники? – озадачилась Лета.

– На тварей. От них тоже часто бывают неприятности.

Мир в последние века выглядел как цветок, состоящий из Сердцевины – обители Творца – и пяти лепестков, отличающихся типами магии. В Красном жили огненные деморы, в Синем – воздушные венги, в Черном – водные амфиры. Белый населяли люди – магически нейтральные создатели артефактов, менталисты и некроманты. А в Зеленом обитали перевертыши – маги-универсалы.

Зеленый соприкасался с Белым, и эта линия соприкосновения все время своего существования служила территорией войн. До тех пор, пока чуть больше века назад очередная война не закончилась появлением Разлома – бездонного ущелья, на вид заполненного туманом. В Белый лепесток хлынули агрессивные духи, сюда, в Зеленый, – невообразимые смертоносные твари.

Первое время, когда это только началось, царила почти паника, а потом ничего, привыкли. Человек ко всему привыкает и все учится использовать себе на благо. Да, люди гибли, но пограничники держали кордон, потихоньку с новыми «соседями» научились бороться наиболее эффективно, выработали общую стратегию, и за пару десятков лет все окончательно устаканилось. А в процессе еще выяснилось, что твари могут приносить пользу.

Некоторые из них имели магическую природу, и в момент гибели их физическое тело исчезало, превращаясь в чистую магию, которая прекрасно пополняла накопители. Да, уловить удавалось малую часть, но только в сравнении с мощностью тварей, а на деле ее хватало на многое. А те твари, тела которых не состояли из чистой энергии, ценились еще выше: их туши шли в дело до последней капли крови. Из них готовились сложные и ценные зелья – та же «живилка» имеет несколько компонентов родом из Разлома. Шкуры шли на защитные костюмы, кости и всяческие роговые наросты – на накопители или, наоборот, на средства противомагической защиты. Поэтому пограничники, даже с учетом немалых расходов на свое содержание, приносили лепестку большой доход.