– Эй, родимые!
Обе лошадушки вскинули головы, запрядали ушами, заиграли мышцами, выражая явную готовность послушно тронуться с места. Графиня Стрешнева и госпожа Диомидова довольно переглянулись, Маша снова залилась слезами – на сей раз от радости, ну и оба провинившихся кучера вздохнули с облегчением, понимая, что от порки они, по крайней мере в ближайшее время, спасены!
Глава девятая
Лихие люди
И версты не проехали, как Антонина поняла, что обоих возчиков от неприятностей она, может, и избавила, зато себе на шею навязала их во множестве.
Для начала Антонина поняла, почему Наталья Ефимовна, прибыв на постоялый двор, жаловалась: насилу, мол, доехали. Она оказалась страшной трусихой, превратившей обычную дорожную езду в истинное мучение для себя и других. Чуть что, из кареты доносился ее крик:
– Стой, стой, я выйду, ай, гора… ай, косогор… Я боюсь, пустите выйду!
Дочь сразу принималась ее уговаривать:
– Помилуйте, матушка, никакой горы нет, ровное место, не извольте беспокоиться…
– Ну хорошо, – умирающим голосом соглашалась Наталья Ефимовна. – Так ты говоришь, нет опасности?
– Никакой, матушка, будьте покойны.
Но только карета проезжала несколько саженей, Наталья Ефимовна опять кричала:
– Стой, стой!..
На счастье, по обочинам дороги показались домики чистой богатой деревни. Перед каретой так и высыпали на дорогу девочки, которые принесли корзинки ранней земляники (не только май, но и начало июня теплым-претеплым выдалось, так что лесная земляника прежде срока созрела), а бабы вынесли горшочки со свежими сливками. Барыни с охотой всем этим полакомились, вспомнив, что обед за хлопотами пропустили, а Антонина и позавтракала, и пообедала, потому что и ее щедро угостили, помня, что не только от быстроты лошадиных ног, но и от крепости рук «кучера» теперь зависит, как скоро удастся добраться до дому.
К общему облегчению, Наталья Ефимовна, откушав земляники и напившись сливок, успокоилась и умолкла: должно быть, уснула, убаюканная раскачиванием кареты. Выехали из деревни благополучно, преодолели очень красивую березовую рощу (похоже, именно там и была собрана земляника), дорога казалась вполне удобной, как вдруг поперек нее появился широкий и глубокий песчаный овраг.
Антонина натянула вожжи, примотала их к колышку, чтобы лошади не тронулись с места, и вышла посмотреть, каков спуск.
– Мы здесь проезжали, отсюда до Диомидовки уже не больно далеко, – раздался из окошка кареты девичий голос.
Антонина обернулась и увидела улыбчивое, хорошенькое личико барышни Диомидовой.
– Еще тогда нам пришлось из кареты выходить, чтобы легче коням было, – продолжала Маша. – Но, сдается мне, овраг тогда поменьше был…
– А берега-то песчаные, – догадалась Антонина. – Осыпаются, дождями подмываются да еще внизу ручей бежит, он тоже песок выносит…
– Мужики нерадивые! – сердито бросила графиня Стрешнева, в свой черед выглянув из окошка кареты. – Нет чтобы засыпать овраг, всем миром собравшись! Или мосток навести! На какой авось да небось надеются?
Ответом ей было молчание, ибо ответа на такой простой вопрос никто не знал. Испокон веков живет дорожная Русь-матушка авосем да небосем, и, что самое удивительное, они ее пока не подводили – глядишь, и впредь не подведут!
– У нашей речки берега тоже осыпаются, – вздохнула Елизавета Львовна. – Того и гляди мосток рухнет, даже страшно на него въезжать бывает, особенно после дождей…
Тут проснулась Наталья Ефимовна, опять запищала и потребовала, чтобы ее выпустили из кареты. Дочь и графиня вышли вместе с ней. Антонина волновалась, конечно, однако спуск в овраг оказался легким, лошади спокойно перешли бегущий внизу ручеек. Правда, на противоположный склон поднимались не без труда – колеса вязли в песке, даже несмотря на то что барыни садиться не стали: потащились на взгорок пешком, помогая друг дружке. Антонина же тянула лошадей под уздцы.