– Тут пустое купе для курящих! – крикнул Дик, потому что в дальнем углу купе мистера Стивенса уже кто-то сидел, и мистер Стивенс на секунду замер в нерешительности. Но потом семья, рассредоточившаяся и готовая вот-вот разделиться – каждый открыл разные двери, – снова сгрудилась возле той двери, которую распахнул Дик.

Эрни втолкнули первым. Ему пришлось бросить яхту, ведерко и лопатку на пол и перелезть через них; потом в купе забралась Мэри, а за ней Дик, который остановился и помог подняться миссис Стивенс, пока мистер Стивенс осторожно поддерживал ее сзади.

Отлично! Все сели. Мистер Стивенс подождал на платформе, поставив одну ногу на подножку, пока багаж не оказался в отведенном для него вагоне. Потом подошел Райслип и коснулся своей фуражки.

– Все готово, сэр.

– Хорошо. В субботу через две недели, в пять часов, – сказал мистер Стивенс.

– Будет сделано, сэр. Мистер Стивенс с улыбкой протянул Райслипу два шиллинга. Приятно, когда в присутствии всей семьи тебя называют “сэр”. Проводник дунул в свисток, и миссис Стивенс умоляюще протянула руку к мужу, словно боясь, что он провалится между поездом и платформой, но он легко поднялся в вагон и захлопнул дверь.

– Вот и все, – сказал он, окидывая взглядом вещи и свертки на багажной полке и сиденьях.

Поезд набрал скорость, и почти мгновенно его колеса простучали над дорожкой, которая ныряла под Насыпь в конце Корунна-роуд.

– Уже подъезжаем! – сказал мистер Стивенс, и все семейство, которое раскладывало вещи, собралось у окна, чтобы в последний раз посмотреть на свою улицу.

Мистер Хьюз был у себя в саду – крайний дом, номер два. Он мыл перевернутый велосипед. Следующим был дом номер четыре с неровной, запущенной лужайкой и заросшими сорняками клумбами; здесь жили какие-то чудаки, о которых никто ничего не знал, но некоторые думали, что они киноактеры.

Промелькнули дома номер шесть и восемь, оба с ухоженными садами, хотя мистеру Стивенсу никогда не нравился грот мистера Беннета. Для такого нужен сад побольше…

Потом показались номер двенадцать с солнечными часами и номер четырнадцать, где мистер Фостер держал кроликов в грязных клетках.

Поезд несся слишком быстро, уже мало что можно было разглядеть, и все напряженно ждали, когда в окне на мгновение появится их собственный дом. Эрни, Дик и Мэри наслаждались видом, потому что им редко доводилось наблюдать за тем, что творится в закулисье. Они вскрикивали, подметив какую-нибудь мелочь, и торжествующе рассмеялись, когда увидели, как миссис Фрейзер в бигудях бросает что-то в мусорное ведро: она всегда была разодета в пух и прах, когда выходила на улицу не через заднюю, а через парадную дверь. За окном промелькнул мистер Шеперд, который поливал герань на пне, оставшемся от яблони, а потом все притихли.

И вот показался их дом. Из поезда он выглядел удивительно крошечным, ненастоящим и безмолвным: шторы задернуты, на веревке для белья ничего не висит, в саду безлюдно.

С Насыпи была видна задняя сторона крыши, где новые листы шифера, уложенные после прошлогодней грозы, походили на светло-серую квадратную заплатку.

Утром в это время на большую часть сада падала тень от дома, но луч света проникал сбоку и освещал белые астры под яблоней.

Кирпичная кладка на солнечной стороне казалась выцветшей и имела неприглядный вид, но задняя часть дома, которая оставалась в тени, выглядела гораздо лучше, а дикий виноград и сирень даже облагораживали ее.

У мистера Стивенса в этот момент всегда сжималось сердце, и, всего раз окинув дом пристальным взглядом, он отвернулся и сел в углу. Но хотя бы одним поводом для беспокойства стало меньше. На полпути к станции он внезапно понял, что никак не может вспомнить, закрыл ли окно в уборной. Спрашивать у других он не осмелился, потому что это была одна из его обязанностей, и заговорить об этом было бы смешно. Оказалось, что все в порядке – окно закрыто. Поразительно, сколько всего можно делать машинально.