Стайлз закачался; приблизившись к Джеку и обдав его запахом джина, он нечаянно плеснул из бокала себе на брюки.

– Вы ведь не станете этого отрицать, Джек? Тайные уединения в студийном зале. Вы слыли честным человеком, Джек, признайтесь, я прав?

– Я не собираюсь ничего отрицать.

– Вы видели мою игру. Сегодня вы – крупнейший в мире знаток моей игры, – громко произнес Стайлз. – Подскажите, что я должен сделать, чтобы улучшить ее?

– Пожалуйста. Вступите в Общество анонимных алкоголиков.

– Спасибо, – глухо сказал Стайлз. – Вы мне очень помогли. Моя мать твердит то же самое. – Он шумно отхлебнул мартини. – Скажите, – продолжил он, – как будет звучать мой голос? Услышат ли в нем зрители искренность и волнение? Горечь и силу? Мужество и грусть? Понравлюсь ли я девушкам, Джек? Моя судьба в ваших руках. Отнеситесь к этому серьезно.

– Я отношусь серьезно к любой работе, – заявил Джек.

– Когда картина выйдет на экран, я, возможно, вчиню вам иск – за иск-кажение художественного образа. – Стайлз громко засмеялся над своим каламбуром. – Тысяч на пятьсот. Эти полмиллиона будут для меня не лишними. Особенно когда станет известно, что в Риме режиссер пригласил какого-то клерка дублировать мою роль. Дома цена на меня здорово подскочит, верно?

– Прекратите паясничать, – сказал Джек; облитый джином, пахнувший перегаром, вцепившийся в него актер, который приблизил свою искаженную гримасой физиономию к лицу Джека, уже начал порядком раздражать его. – Вам некого винить в своих неудачах, кроме самого себя.

– Самая печальная фраза из всех когда-либо произнесенных и написанных. – Рот Стайлза растянулся в улыбке, на губах пузырилась слюна.

Сделав неловкое движение рукой, он задел бокалом плечо Джека. Бокал упал на пол и разбился. Стайлз даже не поглядел на осколки.

– Так им и надо. – Актер воинственно посмотрел по сторонам. – Мерзавцы даже не пригласили меня. Я тут – пария. Меня сторонятся как прокаженного. Но я все равно пришел. И у них не хватило духу сказать: «Вали отсюда, приятель, эта вечеринка – только для леди и джентльменов». Я пришел из-за вас, Джек. Я ваш старый поклонник. Захотел увидеть вас. Вы тронуты?

– Почему бы вам не пойти домой и не проспаться?

– Вы ничего не понимаете, Джек. – Стайлз скорбно покачал головой. – Большой, взрослый человек, а ничего не понимаете. Чтобы заснуть, мне надо выпить еще кварту…

– Желаю хорошо провести время.

Джек собрался отойти, но Стайлз своими дрожащими, но цепкими пальцами удержал его за рукав пиджака.

– Минуту, Джек. У меня есть предложение. – Его голос понизился до громкого, хриплого шепота. Губы как-то обмякли, расслабились. – Уезжайте. Уезжайте из города. Скажите этому подонку Делани, что передумали. Что вам мешает гордость. Что ваша жена при смерти. Что угодно. Уезжайте сегодня вечером. А, Джек? Я компенсирую ваши потери, сколько бы они ни собирались вам заплатить. Из моего собственного кармана, – с отчаянием произнес он; Стайлз поморгал, словно пытаясь удержать слезы, глаза его налились кровью. – Устройте себе отпуск. За мой счет. Если согласитесь, я дам вам обещание до окончания работы над картиной не притрагиваться к бутылке.

Стайлз замолчал и отпустил рукав Джека. Затем громко рассмеялся и вытер рот.

– Я, конечно, пошутил. Черта с два, я не дам вам и цента. Я хотел увидеть вашу реакцию. Какое мне дело до всего этого? Фильм в любом случае получается дерьмовый. Может быть, я найму вас дублировать мой голос во всех моих будущих картинах. Возможно, я обрету новую жизнь в кинематографе. Не скучайте в Риме, братец.

Хлопнув Джека по плечу, он отошел к окну, распахнул его и замер перед ним, всматриваясь в темную улицу, вдыхая свежий воздух, широко улыбаясь.