Спустя полчала завываний, плаксивых похрюкиваний Кати и ритмичных похлопываний и поглаживаний по плечам и голове Вагона, девушка, наконец, стихла.
– Прости, что устроила сцену… – жалобно всхлипнула она.
– Ничего. Мне приятно знать, что в этом мире еще есть эмоции. Настоящие и не злые.
Катя размазала потекшую тушь рукавом. Кофточка могла это пережить – черные пятна на черном, щеки отмыть тяжелее. Мицеллярка кончилась.
– Скажи, – начал, покашляв, Вагон. – А во время Вспышки ты… ты убила человека?
Катя удивленно посмотрела на него, но противиться расспросам не стала – ей и без того было неловко.
– Да.
– А тебе… понравилось?
Катя отсела. Насторожилась.
– Да нет. А почему ты вдруг спрашиваешь?
Вагон встал. Подошел к окну. Постоял секунд десять, теребя тюль. Снова сел – уже на свой диван, напротив Кати.
– Во-первых, никогда и никому не признавайся, что тебе НЕ понравилось, – серьезно сказал он, опираясь локтями на колени. – Ты поняла?
Катя кивнула.
– Во-вторых… Во-вторых, я знаю, почему тебе страшно и стремно – просто ты не пыш. Может, воз или еще кто, не знаю, но не пыш. И пыши тебе этого не простят.
– А с чего ты взял, что я не такая?
– С того, что тебе не понравилось, – печально улыбнулся Вагон. – С того, что ты плачешь. Переживаешь из-за своей внешности и того, что о тебе говорят. Ты слишком… нормальная для пыша. Расскажи мне, пожалуйста, как все было в тот день. Я постараюсь помочь.
Рассказ вышел короткий, без лишних подробностей и оригинальностей.
Какой-то парень начал приставать на вечеринке. Затолкал немного датую Катюшу в какую-то тесную комнату. Оставил полупустую бутылку на столе, порвал ее кофточку. Катюша схватила бутылку и разбила об голову парня. Прошлась по черепу лампой. На всякий случай, так сказать.
Обыкновенное превышение самообороны признали Вспышкой.
А кто докажет, что это не Вспышка? Как вообще понять?
В Клинике №19 перепуганной Кате позадавали наводящие вопросы, провели парочку тестов и отправили в район В1.
Вагон так растрогался, что пустил слезу.
Бедная девочка!
Несчастная красавица!
Вагон встречал Катю с работы.
К слову, ее определили продавщицей в «Георгину», в двух шагах от дома.
Темнело рано, под ногами лед – поддержка неловкой девушке нужна и при отсутствии потенциальных насильников.
Вдруг как-нибудь аморальный тип решит поджидать ее в щели между домами?! Кто же ее защитит, если не Вагон?!
Герой Вагон усиленно оберегал новую подопечную.
Настолько усиленно, что Катя начала сбегать от него. Уже на третьей неделе заботы превратилась в неблагодарного подростка. Да, ей было приятно, лестно, да, она прекрасно понимала, что никто в этом холодной жестоком мире не станет так заботиться о ней, как сердобольный сосед.
Катя все это прекрасно понимала, но акцент делала на ряде пунктов-«но»:
Она не ребенок!
Она знает, что для нее лучше!
У нее есть личная жизнь!
Аргументы, может, и звучат по-детски, однако за ними таилась истина и Катина правота.
Девушке не хватало стержня, чтоб поставить границы, поэтому, когда Вагон пересекал их со своей гиперопекой, она убегала.
Врала, что задерживается на смене, и уходила гулять.
Дежуря на кассе, Катя познакомилась со всеми обитателями близлежащих домов. Многим приглянулась.
Однажды Вагон пришел в «Георгину», чтоб молоко купить и Катю домой проводить. И встретил Лизу, вторую продавщицу.
– Ты уже заступила? – удивился Вагон на кассе.
– И тебе привет.
– Ой, прости. Привет! Лиз, скажи, а Катя давно ушла?
– Да часа три назад. Она меня попросила пораньше выйти. У нее свидание или типа того.
– Спасибо, Лиза… – Вагон побледнел. – У тебя сережки новые? Очень красивые! Пока-пока.